— Пока? — удивилась Маринка, принимая из моих рук сигарету.
— Нет, не смотри на меня так, у меня своих дел хватает. Я не собираюсь вмешиваться в это!
— Представь заголовки: «Бойкова разоблачила организаторов покушения на видного тарасовского предпринимателя, главу торговой фирмы «Венера»… фамилию я не знаю… — замялась Маринка, — ну, это не суть, узнаем, если что, или такой заголовок: «Такой-то, Аркадий Васильевич, глава торговой фирмы «Венера», и владелица крупнейшего тарасовского еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга решили обвенчаться пятнадцатого марта в соборе Святой Троицы. Ольга Бойкова проявила чудеса личной храбрости, в который раз доказав, что она способна практически в одиночку справиться с бандитами и…» Короче…
— Короче, заканчивай треп, — затянулась я, — с какой стати мне влезать в это? Ради Звезды Героя?
— Героини, — поправила меня недовольно поджавшая губы Маринка.
Ну, конечно, я не разделила ее восторга по поводу гипотетического заголовка в газете! Именно это мне сейчас и инкриминировалось.
— И что ты пристала ко мне с этим Аркадием Васильевичем? — строго посмотрела я на эту сводню. — Кстати, заголовки должны быть лаконичными и яркими… Это тебе на будущее.
— Тогда, — не унималась Маринка, — «Любовь и яд в жизни папарацци».
— Как-то вяло, безвкусно даже, сказала бы я. — Я поморщилась.
— Ну-у, — задумалась сбитая с толку силой и безоговорочностью моего критического суждения Маринка, — «Реми Мартен» — напиток любви и смерти»!
— Это уже лучше, — улыбнулась я.
Маринка еще долго досаждала мне помпезными заголовками и хныканьем по поводу смазанного окончания вечеринки. Так мы дошли до дома. Разоблачились и разбрелись по комнатам. Я строго-настрого запретила Маринке приставать ко мне с любыми вопросами и выкладками ее праздного ума. Мне хотелось выспаться и поскорее забыть, какой обаятельный лис этот Аркадий Васильевич.
— Придумала! — с этим криком ко мне в спальню ворвалась Маринка.
Я ошалело глянула на будильник: без семи восемь.
— Какого черта в такую рань?! — возмутилась я, готовая испепелить Маринку взглядом.
— Как устроить твою жизнь! — возбужденно кричала Маринка, не обращая никакого внимания на мое крайнее недовольство ее наглым вторжением в мою опочивальню.
— Что ты плетешь? Ты украла у меня семь минут драгоценного сна…
— Эдак всю жизнь проспишь! — хохотала она. — Бери мобильник и…
Она держала в руке свою записную книжку.
— …у меня здесь Севин сотовый записан.
Она нашла нужную страничку и с горделивой радостью принялась мне диктовать номер.
— Да че ты сидишь? — гневно прикрикнула она на меня. — Бери, — Маринка подлетела к тумбочке и, схватив сотовый, впихнула его мне в руку, — ну-у! — свела она брови на переносице.
— Ты что себе позволяешь! — обуреваемая праведным гневом, приподнялась я на подушках, отбросив мобильник в сторону.
— Звони Севе, — с досадой воскликнула она, — или дай я сама!
Она потянулась за трубкой, но я, смеясь и злясь одновременно, перехватила ее дерзкую руку и затолкала сотовый под подушку.
— О-о! — простонала неистовая Маринка. — Аркаша наверное еще в больнице…
— Неизвестно… — против воли включилась я в разговор.
В этот момент запищал будильник. Я торопливо выключила его и с сожалением покачала головой, мол, не нужна мне сегодня, Васек (так я окрестила будильник), твоя услуга.
— Что ты задумала? — недоумевала я.
— К Аркашке в больницу! Собирайся! Но прежде всего — звонок Севе. Узнаем, куда его отвезли, как он… Так ведь этого же элементарная вежливость требует! — возбужденно верещала Маринка.
— Нет, у тебя точно не все дома, — озадаченно глядела я на подругу, — и потом, не вежливость нашего визита требует, а твое вечное желание интриговать и устраивать будущее тех, кто в этом совсем не нуждается, — осекла я Маринку.
— Не нуждается, — поставив руки в боки, передразнила она меня, — да ты понимаешь, каких мы мужиков упускаем? И главное, впервые получилось так, что парой — на пару: сплошная гармония! Помнишь, как бывало, тебе один кто-нибудь нравится, а мне его друг — ни в какую! Или наоборот, — задыхаясь, тараторила Маринка, — дай, я сама позвоню.
Она умоляюще смотрела на меня. Мне не оставалось ничего другого, как протянуть ей телефон. Конечно, это было с моей стороны чистым малодушием. Мне просто надоело спорить с ней. Иногда я пускаюсь с ней в дискуссии, иногда предпочитаю уступить. В глубине души я надеялась, что Аркадий уже дома, а посему наш «визит вежливости» к нему в больницу не состоится по воле обстоятельств, так сказать. Да, иногда и я грешила тем, что пыталась переложить ответственность на эти самые безличные обстоятельства. Мне даже нравилось это выражение: «стечение обстоятельств». Все как бы «стекает» помимо твоей воли и желания в какую-то воронку, которая и тебя уносит в водоворот, откуда выбраться нет никаких сил и возможностей. Ты смиряешься, уходишь под воду на некоторое время, а всплыв на поверхность, умно так всем говоришь, мол, обстоятельства, что я могла сделать, посудите сами…