Девочка взяла лопатку, высунула из палатки узкие ноги и сказала Вилли:
— Помоги мне прорыть их заново, — она указала на разрушенные каналы. Но смотрела она не на Вилли, а на загорелого взрослого мужчину Гроля, и во взгляде ее читалось желание заслужить его похвалу.
Откинув порывистым движением голову, девочка кивнула в сторону Конга, который лениво разлегся и, пыхтя, грелся на солнышке, и звонко крикнула:
— По мне, пусть хоть растопчет их снова. Пожалуйста!
С пристани донесся рев швартующегося парохода.
Нестроевик Шамес
есистые холмы опоясывают горизонт. У их подножия стелется волнами, вся в оврагах, долина. По ней бежит, плещет небольшая речка. В предвечернем свете встают все новые и новые вершины.
Возле барака, на скамьях за грубо сколоченными столами, сидят пятеро. Они углубились в карточную игру — пресвятой скат. На всех одинаковые белые парусиновые куртки, штаны заправлены в сапоги. Сразу их даже не отличишь друг от друга. Можно подумать, что это рабочие, смывшие с себя фабричную копоть и коротающие вечерний досуг. У троих физиономии типично рабочие; четвертый, веснушчатый и краснощекнй, больше похож на трактирщика; пятый, очкастый, привык, видно, сидеть за письменным столом. Все беспечно болтают ногами, задевая кустики белой и желтой ромашки.
Человек, похожий на трактирщика, — он и есть трактирщик, хотя сейчас не занимается своим делом, — переводит темные с желтыми крапинками глаза с одного партнера на другого и объявляет игру: трефы. Его зовут Лебейде, Карл Лебейде, он берлинец. Но его приятель, наборщик Паль, не дает ему выиграть эту партию. Серые глаза, светящиеся на плоской, точно сплюснутой физиономии Паля, то испытующе смотрят на Лебейде, то обращаются на собственные карты. Наконец он объявляет «гранд», большую игру, для которой нужно иметь хорошие карты, по возможности тузы и несколько валетов. Если проиграть «гранд», теряешь внушительную сумму. Карл Лебейде тотчас же сдался, он пасует, как выражаются любители ската. За ним сдается и еще один — у этого с верхней губы свисают густые рыжеватые усы, а над глазами лохматятся такие же брови. Это Шамес, металлист-формовщик, а в прошлом пекарь; как истый еврей, он не особенно задирист. Шамес, разумеется, не занимается сейчас своей профессией.
Молодой рабочий Пршигула, которого все в жизни забавляет и радует, прислонился к столу и, полураскрыв рот, пристально разглядывает карты своего приятеля Шамеса. Пятый, не то ученый, не то конторщик по виду, даже привстал, чтобы лучше видеть. Ему разрешается заглянуть в карты при условии, что он будет держать язык за зубами. От четырех остальных он отличается более хрупким сложением, более развитым лбом, более нежными руками и в особенности короткой блестящей черной бородой, покрывающей подбородок и даже щеки, — отметина, по которой его можно узнать издалека. Он тоже в данное время не занимается своей профессией; но зато он научился кое-чему новому, например игре в скат.
Наборщик Паль проиграет эту игру, он будет злиться и отчаянно ругаться. Но так как Лебейде и по части ругани заткнет его за пояс, то можно не дожидаться конца и заняться собой, тем личным, что ты носишь в себе или покинул дома.
Да, он найдет тенистое местечко у барака и напишет жене. Его зовут Бертин, Вернер Бертин, он образованный человек и даже был писателем, раньше чем явился сюда. Он поднимает голову, вытягивает руки, глубоко вдыхает воздух, который особенно чистой струей притекает с запада и несет с собой какие-то звуки. За грядой холмов, по-видимому, расстилается море, слышен шум прибоя, волны бьются о крутой берег, они бушуют, грохочут, гудят, гремят. Рыбакам сегодня вечером нельзя выйти в море, шторм, видно, разгулялся вовсю. Если хорошенько прислушаться, в вое волн чудится металлический звук.
— Ну и катавасия, — говорит чернобородый. — Бедные люди!