— Доброе утро, Оля, — сказал режиссер, слегка наклонив голову, чтобы видеть девушку, когда она, робев, взялась за ручку дверцы, не решаясь сесть рядом с такой величиной. — Как вам сегодня спалось? Надеюсь, прекрасно, и вы готовы к работе?
Он так добродушно улыбался, что разогнал все Олины страхи, и она, улыбнувшись в ответ, села в машину.
Ее как-то сразу покорила атмосфера простоты и непринужденности, которую излучал этот всемирно известный человек. Но первые минуты знакомства все же были омрачены. Устраиваясь на переднем сиденье рядом с режиссером, Ольга заметила, что за ней, видимо давно, наблюдает соседка — полная женщина пенсионного возраста, наверное вышедшая в магазин и увидевшая, как Ольга подошла не как обычно, к серому джипу, а к белой «Волге». Соседка была с мужем, и он безуспешно тянул ее в подъезд, но она приросла к месту, а когда Ольга захлопнула за собой дверцу автомобиля, пошла им навстречу и изогнулась всем телом, стараясь рассмотреть Олиного знакомого. Увидев Кондратенко, которого вся страна знала в лицо, она ахнула, прикрыла рот рукой и пошла обратно к подъезду, что-то возбужденно говоря своему мужу.
— Ох уж эта мировая слава, — засмеялся режиссер, тоже заметивший Олину соседку. — Теперь пойдет молва, что я завел себе новую очаровательную пассию, и никому ведь ничего не объяснишь… Вот как рождаются слухи… А вы, Ольга, слышали, что я ловелас и сердцеед? — Он вел машину и продолжал шутить. — А вы чего-то испугались?
До Ольги такие слухи доходили, но о ком из известных людей не сплетничают? А сейчас она думала о том, что будет, когда соседка расскажет обо всем всему дому, и что будет, если слухи, искаженные, как обычно, сплетниками, дойдут до ушей ее мужа. И ей стало так неловко под внимательным взглядом соседки, словно она, замужняя женщина, и в самом деле садилась в автомобиль с какой-то определенной целью. Это ощущение, которое смущало ее, возникло из-за того, что она все-таки чувствует вину перед мужем, потому что лжет ему. Но не рассказывать же это Кондратенко? И она, притворно вздохнув, спросила:
— А вы бы не боялись, если бы были начинающей актрисой и сидели в машине с таким режиссером, как вы? Я, даже когда была студенткой ВГИКа, так не волновалась.
— Браво, браво, — засмеялся Кондратенко. — Я даже поверил вам и чуть не взлетел в заоблачные дали от слов молодой красавицы. Но вы — актриса, дорогая, и актрисам доверять нельзя, и смутились вы из-за чего-то еще. Я, кажется, понимаю, из-за чего. Мне, кажется, говорили, что у вас ревнивый муж… Видите, я навел о вас справки. Я вам сочувствую, но я рад вашим эмоциям, они помогут вам лучше войти в роль. Она ведь у вас соответствующая. Сначала — неверная жена, потом — убийца. А, скажу я вам, женщина-убийца с таким милым взглядом, как у вас, это не шутки, да-с. И, главное для вас, пройти пробы. И, может быть, они именно из-за этого инцидента окажутся удачными, и соседка-сплетница поможет рождению звезды…
Слова режиссера, его шутки развеяли Олины страхи. В самом деле, разве важна Костина необоснованная ревность? Важно только искусство, и, может быть, через мною лет она будет в своих интервью с теплотой вспоминать соседку, заставившую ее испытать чувства женщины, обманувшей своего мужа перед тем, как сняться в таком же эпизоде. И ее радовало, что Кондратенко оказался таким простым и милым в общении, что с ним так легко и, вероятно, так же легко будет работать.
— Как ни странно, я чувствую, что это моя роль, — больше не стесняясь его и забыв о том, что она эту роль еще не получила, делилась Ольга своими мыслями. — А говорят, Достоевский, сочиняя своих убийц, избавлялся тем самым от страшною соблазна. Может быть, и у актеров так же? Хотя в себе тяги к убийству я не замечала…
Через полчаса они уже ехали по Мосфильмовской улице. Слева высилось огороженное решетчатым забором пространство — территория «Мосфильма», целый городе павильонами, с картонными нарисованными замками и прудами, рощами и полями сражений — манящий мир, где делалось большое кино. Потом все вот это, искусственное, ненастоящее, будет казаться реальным зрителю, а игра актеров будет казаться правдой. А мастер, который вдохнет жизнь в иллюзию, сидит рядом с Ольгой и выглядит вполне рядовым человеком. Но это тоже до поры до времени, пока не началось таинство творческого процесса, заставляющего превращать в сознании людей картонные стены в каменные, а изображаемые чувства в настоящие, способные вызывать сопереживание, ответные радость и боль в сердцах и душах зрителя.
Это место было давно знакомо Ольге, но каждый раз она словно рождалась заново, пересекая эти священные для любого актера границы.