Едва избавились от журналиста, явились двое фирмачей-резвунов, похожих на братьев-чечеточников из старого советского фильма, который недавно Лева смотрел по видаку. Эти, разумеется, пришли не с пустыми руками. Один поставил на стол резную шкатулку, второй отомкнул ее серебряным ключиком и с поклоном передал Зенковичу тугую пачку акций Газпрома, перевязанную шелковой лентой. В один голос братья объяснили:
— Самые надежные бумаги на сегодняшний день, Игнат Семенович. Не сомневайтесь. Здесь ровно на сто кусков. Будет мало, еще принесем.
Галочка вмешалась с обиженной миной:
— Что-то вы путаете, ребята. Надежными они были два года назад. Газпром уходит к Чубчику, с него копейки не срубишь.
Между нею и фирмачами завязался профессиональный спор, в котором Лева не участвовал. Он развязал шелковую ленту и добросовестно пересчитал акции. Шести штук не хватало. Огорченный, спросил грубовато:
— Чего надо, мужики? Говорите быстро. В приемной видели, сколько народу?
Старший брат, помрачнев, ответил:
— Реструктуризация, мать ее… Кредитов нет, счета блокированы. Долги платить нечем. Запад нервничает, Игнат Семенович. Центробанк давит, мать его… Хотят все бабки в общую копилку сгрести, как при коммуняках. На вас одна надежда, господин Зенкович. Ваш светлый ум, прогрессивные взгляды… Без коммерческих банков россиянину хана, мать их всех…
Лева Таракан ничего не понял, но Галочка приложила наманикюренный пальчик к губам: подписывай, милый!
Зенкович послушно подмахнул три каких-то документа на гербовой бумаге там, где стояли закорючки.
Следом за банкирами прибыл Фенечка Заика, тамбовский авторитет, — грузный, лет пятидесяти мужчина интеллигентного вида, в очках и при галстуке, с кожаным, небольшим чемоданчиком. Чемоданчик он без всяких комментариев передал Галочке.
Леву обнял без предупреждения, похлопал по спине. Впечатление было такое, что сейчас прослезится.
— Извини, не сдержался, Игнат… Все наши тебе кланяются низко. С восхищением следим за твоими успехами. Когда пост дадут?
Зенкович смутился.
— Пока неизвестно. Может, вообще не дадут.
— Дадут, куда денутся, — сурово уверил гость. — Иначе братва не поймет.
Лева налил ему водки, но авторитет брезгливо поморщился.
— Не пью, Игнат Семенович, и тебе не советую. Не то сейчас время, чтобы водку лакать. Трезвая голова — вот наше оружие против супостата. Все остальное у нас есть.
— Чем могу служить в таком случае?
Фенечка Заика покосился на Галочку, получил в ответ жизнерадостную, многообещающую улыбку.
— Ее не стесняйтесь, — успокоил Зенкович. — Она в курсе всех дел.
— Баба, — усомнился гость, — От них утечки бывают.
— От нее не бывает.
Галочка сказала:
— Что за манеры, сэр? Какая я вам баба, если я еще девушка.
— Ништяк, — пахан осклабился в нехорошей ухмылке. — Если девушка, тогда конечно… Я к тебе, Игнат, не от себя лично пришел. Имен называть не буду, но многие обеспокоены. Что-то неладное творится.
— А что такое?
— Охоту кто-то затеял. Большую охоту. Мочат хороших людей то тут, то там, без видимой причины. Капитал изымают. Кто за этим стоит, неизвестно. Следок на самый верх тянется. Беспредел, одним словом. Надо управу найти.
Зенкович взглянул на Галочку, та прижала палец к губам.
— Найдем управу, — грозно сказал Лева.
— Не так просто, Игнат Семенович, — улыбнулся пахан. — Иначе зачем тебя тревожить… Ты вроде с «Аэлитой» корешишься?
— Что-то в этом роде.
— У «Косаря», у Глебки Егорова вся столичная знать под колпаком, но нам на него выйти трудно.
— Почему? — от себя спросил Лева.
— Скользкий очень. Сколько раз цепляли, отвязывается. Поспособствуй, Игнат Семенович. Пусть на братву поработает, на честных дольщиков.
Лева затруднился с ответом, пришлось Галочке помогать.
— Интересно вы рассуждаете, господин Заика. «Аэлита» — коммерческое предприятие, независимое. Кому подчиняется, всем известно. И Егорова все хорошо знают, он человек упертый. У Игната Семеновича, конечно, возможности огромные, но не безграничные. Тут случай особый.
Фенечка Заика, слушая ее, вдруг побагровел, и у него задергался левый глаз.
— Кто она такая? — спросил он у Левы. — Почему вякает?