Кисилидзе, как и предполагал полковник, уже связался с экспертным отделом Минсвязи и заказал толкового специалиста. При каждом звонке нервно хватал телефонную трубку, опережая секретаршу, но какого известия ждал — непонятно. Нина всунула в дверь испуганную мордочку:
— Ничего не нужно, босс?
Не ответил, лишь провел пальцем по воздуху: исчезни. Снова склонился над зачаровавшей его коробочкой. Как у каждого нового русского, пирующего на трупе еще недавно богатейшей страны, у него был чрезвычайно развит рефлекс опасности. Он еле преодолевал смутное желание броситься вон из кабинета, как делает умная собака, уловившая нервами приближение землетрясения. И вот, когда в очередной раз поднял трубку и на свои поспешные: — Алло, алло… Я слушаю, — не получил ответа, он будто разом прозрел. Подловили, ублюдки! Не было на свете никакого Сандалова, как не было, скорее всего, и никакого Будимовича. Ничего не было — ни побед, ни мешков с долларами. В телефонной трубке плескалась бездна, и железная бабенка, омерзительно скривясь, подмигнула ему желудевой искрой. Обессилев, обмякнув, как куль с мякиной, Кисилидзе растерянно, но не без любопытства подумал: значит, вот как это бывает?!
Самого взрыва он не зафиксировал, зато прощальным напряжением глаз уныло отследил, как по комнате, почти под самой люстрой (девятнадцатый век, английское литье) пронеслась и прилипла к оконному стеклу его сиротливая душа, поразительно похожая на оторванную сиреневую пуговицу любимого домашнего халата.
4. Девочка по имени Беда
Лиза Королькова превратилась в зомби. Ей целую неделю делали особые «веселящие» инъекции, накачивали психотропными препаратами последнего поколения, манипулировали с ее «эго» по современной методике «перемещения статуса», и наступил момент, когда Лиза почувствовала себя счастливой и больше ничего не хотела и не ждала от этой поганой жизни, полной страдания и слез. Все прошлое померкло, превратясь в сгусток чего-то пережеванного и выплюнутого.
Она сидела на железной кровати, на поролоновом матрасе, обряженная в хлопчатобумажную белую ночную рубаху, исколотая и истерзанная, и беспричинно улыбалась, глядя на стену.
В приоткрытую дверь вошел Догмат Юрьевич, ее главный мучитель и спаситель, покачал перед ней своей спесивой, оттопыренной нижней губой и расширенными за стеклами очков, как болотные огни, глазами, сел рядом, ласково погладил ее обнаженное плечо.
— Ну как ты, красавица? Ничего не болит?
— Что вы, Догмат Юрьевич, мне так хорошо, так чудесно. Спасибо вам за все!
— Да за что же спасибо, не за что. Мы же врачи, даем клятву, спасаем людей. Первый завет: не навреди. Попала ты к нам, не скрою, в запущенном состоянии, можно сказать, в невменяемом. Буйство, галлюцинации, бред. Медбрата покалечила, еле его откачали… Зато теперь совсем другое дело: глазки вон блестят, личико свежее, грудки торчат… — Догмат Юрьевич шаловливо помял ее груди и Лиза жеманно захихикала:
— Ой, щекотно, дяденька Догмат!
— Еще бы не щекотно… Скажи, дитя, чего бы ты сейчас хотела? Подумай, осталось у тебя какое-нибудь сильное желание?
Лиза поглядела недоуменно.
— О чем вы? Не понимаю.
— Может быть, покушать сладенького? Или выпить винца? Или погулять по улице? Или мальчика крепенького тебе дать?
— Как скажете, Догмат Юрьевич, но мне и так хорошо. Безо всего этого.
Психиатр Сусайло огорчился. Ему не о чем докладывать наверх. Опыт, в сущности, не удался, и хуже всего — по непонятной причине. Точнее, о том, что опыт не удался, Догмат Юрьевич только догадывался. Из строптивой девицы слепили зомби, это нетрудно при нынешних возможностях психиатрии, но не в том цель эксперимента. Глубинная вспашка подсознания не дала обычных результатов. Примитивное существо, которое податливо трепетало под его пальцами, все же не раскупорилось до дна. Объяснений такому феномену могло быть лишь два: либо поганка в самом начале сумела заблокировать сокровенные глубины подсознания таким образом, что туда не проникал психотропный скальпель; либо они вытянули пустышку и никакого другого дна, кроме этого, куда ее опустили, в ней нет. В первом случае следовало допустить, что светловолосая курочка владела средствами психологической защиты на уровне индусских брахманов, что само по себе нелепо, против второй версии (пустышка!) восставал весь его профессиональный и житейский опыт. Пустышке не хватило бы ума, чтобы сунуться к другому зомби, племяннику президента со своим наглым интервью. Да и отбитые яйца Сереги Кныша говорили о многом.