— По-человечески поймите, Иван Романович, — сказал Литовцев, — мне Королькова почти что жена, а вы поглядите, что они с ней сделали. То смеется, то плачет, и разум — как у птички.
Самуилов в переживания сотрудника, естественно, вникать не стал, а задал еще два-три вопроса, на которые майор, как ни тужился, не сумел толково ответить. Ну как, к примеру, ответишь на вопрос, какое он имел право посылать Королькову на такое задание, не согласовав это со своим непосредственным начальством? Майор пытался крутить вола: дескать, не придал значения, рутинное поручение, хотел вызнать, кто его ножиком пырял, но звучало неубедительно. Самуилов сказал:
— Ты, Сергей Петрович, как-то быстро переродился, когда стал капиталистом. Но ведь мы твой «Русский транзит», учти, можем в два счета национализировать. Воровских шарашек у нас навалом, а вот хорошие защитники — все наперечет.
— Ради Бога, — сдерзил Литовцев. — Хоть сегодня напишу рапорт.
Самуилов взглянул на него исподлобья и промолчал. Зато вступил хмурый Землекопов:
— Иван Романович, может быть, нам лучше пройти к больной? Может быть, меня ваши другие дела не касаются?
— Касаются, — заметил генерал. — Разве не видишь, друже, это тоже твой пациент, не сегодня, так завтра.
В реанимации — отдельной палате со стеклянной дверью и со стеклами вместо двух стен, утыканной аппаратурой, как пасть акулы зубами, к ним присоединился доктор Чусовой, вернувшийся с операции. Лиза лежала на высокой кровати, к вискам подведены два крохотных датчика. Выражение лица умиротворенное, самодовольное. И во сне она счастливо улыбалась.
— Что ей вводили? — поинтересовался Землекопов.
— Пока ничего, — отозвался Чусовой. — Ждали вас.
Потом они несколько минут общались на медицинской тарабарщине, которую не мог понять не только майор, но, кажется, и Самуилов.
— Придется разбудить, — сказал наконец Землекопов. — Но посторонних прошу удалиться.
Таковых не нашлось, кроме пожилой медсестры, которая поспешила к двери. Сергей Петрович, закутанный в больничный халат, сосредоточенно смотрел в пол, и было понятно, что его удастся сдвинуть с места только трактором. Землекопов вопросительно взглянул на генерала, тот буркнул:
— Начинайте, Валентин Исаевич. Вы же слышали, девушка ему вроде жены.
Землекопов согласно кивнул — и внезапно чудесным образом преобразился. Извечным профессорским жестом потер ладони, просиял лицом, будто внутри у него зажглась электрическая лампочка: от вялой хмурости не осталось следа. Не прикасаясь к Лизе, склонился и что-то зашептал ей в ухо, одновременно делая плавные круговые движения над ее головой. Все это напоминало шаманство, и Сергей Петрович удрученно хмыкнул. Но через минуту Лиза очнулась.
Увидя перед собой незнакомого мужчину, смутилась и быстрым движением натянула одеяло до подбородка.
— Как себя чувствуете? — добрым голосом спросил Землекопов.
— Хорошо, — ликующая улыбка Лизе не вполне удалась, вышло что-то вроде радостно-удивленной гримаски. Дальше между ними пошел нормальный разговор, в котором была лишь одна странность: девушка словно не замечала остальных мужчин, столпившихся возле кровати.
— Как вас зовут?
— Лиза Королькова.
— Вы знаете, где находитесь?
— Да, в больнице.
— Почему в больнице? Вы разве больны?
— Нет, что вы, я здоровая… Тут Сережа лежит, вот он больной. Его же всего изрезали вдоль и поперек, — на нежное личико набежала мимолетная тучка.
— А где вы были вчера?
— О, совсем в другом месте… далеко.
— Где точно, не помните?
— Помню. Там высокие липы… и подъездная аллея… и шикарный дом…
— Вы были в гостях?
— Да, в гостях.
— У кого?
— О, у него такая губа оттопыренная… Он очень смешной, хороший человек…
— Как его зовут?
Лиза попыталась вспомнить, сморщилась в мучительном усилии — на нее было больно смотреть.
— Прошу вас, доктор, я устала… Можно я подремлю?
— Откуда вы знаете, что я доктор?
— А кто же вы?
— Хорошо, Лиза. До того, как попасть в этот дом с аллеей, где вы были?