Выбрать главу

Он осторожно поинтересовался:

— Объясните, пожалуйста, мой друг. Вот вы затеваете опасные игры с Зенковичем, с кавказцами, неужто только ради добычи? Или вам важен сам процесс?

Китаец сожмурил веки, кивнул с пониманием.

— Вы не совсем точно сформулировали. Под словом «добыча» можно понимать многое: деньги, жизненное пространство, сферы влияния, человеческие ресурсы… Да, конечно, все это имеет значение, но китайцы не более жадный народ, чем другие. Они путешественники, странники. Между нами разница в том, что русские большей частью игроки, люди азарта, а нам ближе стройные математические комбинации. Я ответил вам, Глеб Захарович?

В таком духе поболтали еще с полчаса и расстались, чрезвычайно довольные друг другом.

4. В гостях у Поливановой

Сергей Петрович чувствовал себя превосходно. На Лизу никто больше не покушался, а сам он накануне получил последнее предупреждение от Генерала. Звучало оно так: если он, Литовцев-Лихоманов-Чулок еще раз сунется не в свое дело, разговор с ним пойдет по всей строгости военного времени. Предупреждение пришло по факсу, и Сергей Петрович отнесся к нему с юмором.

Он сидел у себя в кабинете, украшенном репродукциями картин Репина и Айвазовского (повод Лизе для насмешек, оказывается, у него совершенно нет эстетического вкуса), попыхивал кленовой трубкой, набитой турецким табачком, и пытался вникнуть в текущую документацию, но терпения его хватило ненадолго. Со словами: «Ах, черт тебя побери!» — снял трубку и набрал номер Козырькова, с которым разговаривал в это утро уже три раза. Каждый раз спрашивал, нет ли чего новенького по Зенковичу? Начальник безопасности «Русского транзита» отвечал сухо: — Нет, ничего! — злился, но иначе с ним нельзя. Иннокентий Павлович никогда не разворачивался в полную силу, если видел возможность переждать. Трех напоминаний за одно утро было достаточно, чтобы он завелся. Так и получилось. Снова услыша в трубке бодрый голос директора, Козырьков не стал дожидаться упоминания о Зенковиче.

— Ищем, Сергей Петрович. Все каналы задействованы.

— Скажи, Иннокентий Палыч, ты уверен, что его ведут китаезы?

— Ведут — да. Но сомневаюсь, чтобы они это сами затеяли. Масштаб не тот. Никакая банда в одиночку не потянет. Ты же читаешь газеты. Племянник уже практически в министерском кресле.

— Ладно, разберемся… Уж больно они активные. В четырех местах меня проткнули.

Козырьков скептически хмыкнул.

— Не шатайся по притонам, Сереженька. Я вот, видишь, никуда не хожу, по вечерам внучат воспитываю — и, гляди, пока целый.

— Это временно, — успокоил Лихоманов, — Если так начнут махаться, и до тебя доберутся.

Он сделал еще одну попытку вникнуть в тонкости финансовых документов, ничего не понял, плюнул и быстренько собрался на выезд. Решил навестить Тамару Юрьевну, своего заместителя, которая вторую неделю была в запое. В «Транзите» это называлось: «у бабушки расшалился ревматизм». Лихоманова всерьез беспокоило ее состояние. У пожилой чаровницы давнее пристрастие к спиртному, но прежде это не отражалось на деловых качествах. Однако в последние месяцы Тамара Юрьевна начала потихоньку выпадать из реальности. Делалась мрачной, заносчивой, плохо шла на контакт. Сергею Петровичу откровенно дерзила, иногда при посторонних. Что-то ломалось в ее неукротимой натуре, а что было причиной — водка, возраст, разочарование в жизни — поди угадай. Тамара Юрьевна необыкновенная женщина, ведьма, прорицательница, но ведь не слепая, видела, что творится. Мир рушился не только вокруг, но и в каждом отдельном человеке, бедняжка не стала исключением. Могучий темперамент ее долго спасал, но и он, похоже, истощился, пошел на убыль. В Тамаре Юрьевне, как в подраненной тигрице, приоткрылась трогательная хрупкость, умилявшая майора до слез. Она ему дерзила, а он слышал мольбу о помиловании. Плюс ко всему она вбила себе в голову, будто влюблена в Лихоманова, что было вообще за пределом разумного. Не то чтобы он не верил, что в него можно влюбиться, но мысль о том, что Тамара Юрьевна, забывшая счет победам, способна на чувство, хоть отдаленно напоминающее то, которое называют любовью, вызывала у него нервический смешок. И все же, если отбросить все эти незначительные нюансы, Поливанова оставалась незаменимым работником, на ней одной, на ее энергии, воле и коммерческом опыте держался на плаву и даже богател «Русский транзит», а уж коли говорить о деликатных поручениях, здесь ей вообще не было равных. Правда подступиться к ней с какой-нибудь просьбишкой день ото дня становилось труднее. Майор прикинул, что запой на исходе и Тамара Юрьевна, скорее всего, находится в расслабленном состоянии, на грани небытия и просветления — для дружеской беседы самый удобный момент.