На звонок долго никто не отзывался, и Сергей Петрович уже собрался использовать отмычки (вдруг упрела в ванне, с кем не бывает), как наконец за дверью началось копошение и грубый мужской голос рявкнул:
— Кого надо?!
Понимая, что его разглядывают в глазок, Сергей Петрович принял благообразный вид.
— К Тамаре Юрьевне… с работы.
— С какой еще работы? Ты кто такой?
— Передайте хозяйке, Сережа пришел. По важному делу.
Он не удивился бы, если б, узнав о его приходе, Тамара Юрьевна приказала забаррикадировать дверь: ее капризы, как у пьяной, так и у трезвой, непредсказуемы; но не прошло пяти минут, как дверь отворилась и перед изумленным Лихомановым возникла небритая фигура в синей майке. На мощном плече татуировка: распростертый орел с огромным, как у пеликана, клювом.
Да, печально подумал майор, глубоко ты опустилась, Тамарочка!
— Что ж, проходи, — милостиво пригласил детина, дохнув перегаром на метр. — Третьим будешь.
Знаменитую куртизанку майор нашел в спальне, в постели, обложенную подушками, в ночной рубашке, со сбившимися набок волосами, бледную как смерть. С минуту молча ее разглядывал. Тамара Юрьевна попыталась улыбнуться.
— Умираю, Сереженька. Ничего не поделаешь. Пришел срок. Спасибо, родной, не побрезговал, заглянул попрощаться.
Протянула из подушек пожелтевшую руку в кольцах и с золотым браслетом (от давления!), майор приблизился и чинно ее облобызал, как положено воспитанному кавалеру. Отметил про себя, что сейчас Тамаре Юрьевне никак не дашь ее пятидесяти с хвостиком лет, скорее все семьдесят, но он отлично знал, на какие поразительные метаморфозы способна эта женщина. Пробурчал недовольно:
— Притон устроила, Томочка? Совсем допилась, да?
— Фи, Сереженька! Как грубо!
— Кто это такой у тебя?
— Ты про Санечку? О, он хороший мальчик. Грузчик в нашем магазине. Он мне помогает по хозяйству.
В бездонных очах блеснула ироническая искра. Нет, помирать она не собиралась, и то ладно.
— Почему он в таком виде ходит, будто тут поселился?
— Сереженька, неужто ревнуешь? Господи, как приятно.
— Дело не в этом… Взрослая женщина, должна понимать. Нельзя приводить в дом кого попало. Он же в тюряге чалился. Мало ли что? У тебя полно дорогих, красивых вещей. У него морда бандитская. Как ты не боишься?
— Что ты, Сереженька, это честный, добрый мальчик, совершенно безобидный, — Тамара Юрьевна задымила сигаретой, оживая на глазах. — Я вас сейчас познакомлю. Санек, милый, подойди сюда.
Добрый мальчик в синей майке отодвинулся от притолоки, откуда с любопытством прислушивался к разговору, сипло забухтел:
— Ну что, Тома, у меня там налито, на кухне. Или сюда подать?
— Видишь, видишь? — обрадовалась женщина. — Он такой услужливый, любезный. Другим бы некоторым поучиться, кто о себе очень много думает.
— Сколько же ты ему платишь за сеанс? Или стакана хватает? — неожиданно для себя нахамил майор. Тамара Юрьевна отнеслась к его реплике снисходительно.
— Уверяю, он тебе не соперник. Санек, скажи, я тебе давала деньги?
— Ну… не знаю… Вчера вроде сотнягу кинула. Могу отчитаться… У меня все покупки записаны.
— Порядочнейший человек, — строго сказала Тамара Юрьевна. — И судьба у него такая несчастливая. Тебе потом будет стыдно, Сережа, за твои подозрения.
Майор решил, что комедии с него достаточно. Обернулся к честнейшему громиле.
— За что сидел, Санек?
— Дак по навету… А откуда вы знаете?
— Пойдем-ка, выйдем на минутку.
— Сережа! — крикнула вдогонку Тамара Юрьевна. — Прошу тебя, веди себя прилично.
На кухне стол уставлен бутылками и тарелками с закусками, причем три наполненных фужера действительно стояли отдельно на гжельском подносе. Как и тарелочка с нарезанным соленым огурцом. Лихоманов уселся на стул, Санек, нахмурясь, остался стоять. Ручищи огромные, толстые, почти до пола.