Выбрать главу

Самая страшная судьба выпала на долю дирижаблистов. История этого трагического полета еще перед войной была описана Константином Симоновым в поэме «Мурманские дневники». Но, как ни странно, документальная литература обошла полет дирижабля «СССР-В-6» стороной, и лишь в 1966 году газета «Советская Россия» опубликовала 13–14 апреля очерк В. Анциферова «Полет дерзновенных», а в 1969 городская газета «Кандалакшский коммунист» напечатала большой документальный очерк Ю. Еремина, воздав должное памяти погибших. Авторы этих очерков провели большую работу, собрав воедино волнующий материал.

Дирижабль вылетел из Москвы вечером 5 февраля 1938 года. Он пошел в полет по маршруту Москва-Мурманск, чтобы, испытав на этом участке материальную часть и приборы, отправиться затем к нашей льдине. Полету придавали немалое значение. Провожал аэронавтов Анастас Иванович Микоян. В свете прожекторов дирижабль оторвался от земли и ушел в ночь и метель.

Днем 6 февраля, благополучно пройдя Петрозаводск и Кемь, дирижабль двигался к Кандалакше. Он шел слепым полетом через плотную завесу сильнейшего снегопада. Из района станции Жемчужная, в 59 километрах от Кандалакши, пришла последняя радиограмма о благополучном ходе полета. В 18 часов 56 минут радиостанция дирижабля замолчала, а через час — тревожные сообщения местных жителей: в районе станции Белое произошел страшнейший взрыв. Дирижабль врезался в гору.

Местным лыжникам, ринувшимся на помощь потерпевшим, открылась зловещая картина: израненный лес, согнутый остов дирижабля, разбросанные части воздушного корабля, обгоревшие моторы, оборудование, продукты, выжженная растительность, трупы погибших, а у костра, на куске оболочки, шестеро живых из девятнадцати членов экипажа.

Фосфорные шашки, бензин и вытекающий из оболочки водород за какие-то мгновения превратили дирижабль в груду искореженных обугленных обломков.

Это было особенно страшно, так как ничто не предвещало катастрофы. Казалось, был проверен и взвешен каждый шаг. В Мурманске воздухоплавателей ждало завезенное туда горючее. Пополнив баки, дирижабль должен был отправиться прямо к берегам Гренландии, где дрейфовала наша льдина. Экипаж корабля отобран из лучших специалистов, подъем и посадка кабины тщательно отрепетированы. И вот — страшная трагедия…

В Москве, на Новодевичьем кладбище, в стене старого монастыря покоятся урны с прахом тринадцати аэронавтов: Н. С. Гудованцева, И. В. Панькова, С. В. Демина, В. Г. Лянгузова, Т. С. Кулагина, А. А. Ритсланда, Г. Н. Мячкова, Н. А. Конюшина, К. А. Шмелькова, М. В. Никитина, Н. Н. Кондрашова, В. Д. Чернова, Д. И. Градуса. Имена этих людей, погибших при исполнении служебного долга, должна знать наша молодежь.

* * *

6 февраля лед внезапно сплотило до десяти баллов, на месте недавних трещин возникли торосы. Ближайший вал вырос буквально рядом с нами — метрах в семи — десяти от палатки. Затем лед снова развело, и осколки нашего поля опять заплясали вокруг нас. Эту недолгую милость океана мы постарались использовать. Правда, гидрологическую лебедку, подплывшую к нам совсем близко, взять не успели, но керосин с одной из баз забрали. А едва закончилась разгрузка, как база снова уплыла. После нескольких погожих дней погода испортилась. Пурга и норд-остовый ветер никак не радовали. В густом снегопаде ни зги не видно, и черные флажки (они стоят в 15–20 метрах от палатки), ограничивающие нашу льдину, словно растворились во тьме.

Иван Дмитриевич, Петя и Женя лежали в шелковой палатке, которую нещадно трепал ветер. Конечно, не спали. Каждый старался укрыться за чем-нибудь: за нартой, за надутым клипперботом. Впрочем, клиппербот был не самым надежным укрытием. Он все время подскакивал и норовил сорваться с привязи. Да, положение сложное! Если бы началось сильное сжатие, то вряд ли мы смогли бы что-либо сделать. Где уж тут тащить тяжелые нарты, когда от ветра еле на ногах стоишь, да и куда их тащить? В трех шагах черная вода, пропасть, бесконечность. Ветер — 30 метров в секунду.

В девятом часу утра 8 февраля сорвало радиопалатку. Чтобы она не улетела, навалился на нее и позвал на помощь. Подмял палатку под себя, а лицо — на ветру. Вот когда до конца понял литературный образ «глаза вылезают на лоб»! Победить палатку удалось только благодаря помощи подбежавших товарищей. Пока все держали палатку, я залез внутрь, составил на пол всю аппаратуру, закрыл ее, и палатку повалили, прижав ко льду бурдюками с керосином. Связь временно прервана.