Пора эвакуировать радиостанцию. С нее снят брезент. Моим одиноким встречам с Большой землей наступил конец. Со всех сторон сидят гости и вдохновляются моим грязным и замерзшим видом. Прямо из-под локтя нацелился на меня объектив фотографа, ищущего оригинальную точку зрения.
Последняя радиограмма передатчика UPOL — рапорт о завершении работ. Удар ногой. Рухнула снежная стенка. Радиостанция «Северный полюс» на рысях двинулась к кораблям.
— Надо идти, братки, дело к вечеру… Что же мы стоим? — сказал Папанин.
Вереницы нарт, переваливая через торосы и трещины, удаляются к кораблям. Надо идти… Петя и Женя ушли первыми. Я под каким-то предлогом возвратился в лагерь. Тут уже ничего нет. Обрывки перкаля, оленьих шкур, бидон с продовольствием.
Близилась ночь, и, как всегда, нарастал ветер. Крепчал мороз. Ищу рукавицы, никак не могу вспомнить, куда я их задевал. А впрочем, они теперь мне и не нужны… Прощай, льдина…
Папанин укрепил красный флаг на торосе, и мы, не оглядываясь, пошли к кораблям…
Когда мы приблизились к кораблям, возник спор: на какой садиться, кто нас заберет? Нас соблазняли дозволенными и недозволенными приемами:
— Идите к нам, у нас несколько ящиков пива. А на тот корабль не ходите, у них клопов много!
Однако обольщение продолжалось недолго. Было принято соломоново решение: разыграть нас. Написали четыре записочки с нашими именами. Один из капитанов снял меховую шапку, бросил в нее эти записочки, а другой капитан тянул. Все это происходило под неустанным наблюдением двух помполитов, чтобы не было никакого жульничества.
В результате Ширшов и Федоров попали на «Таймыр», а мы с Папаниным — на «Мурман». Встретили нас «хлебом-солью». Как только мы поднялись по трапу, тотчас же проводили в кают-компанию и дали по стакану спирта. Мы выпили, крякнули и закусили очень вкусным — картошкой в мундире, огурцом, селедкой, одним словом — тем, что на протяжении девяти месяцев было для нас мечтой.
Нам объяснили, что угощают нас предварительно, пока готовится ванна. Однако предварительное угощение оказалось на таком высоком уровне, что когда я погрузился в ванну, рядом со мной посадили матроса. Мера предосторожности разумная. Не утонув за девять месяцев на полюсе, было бы досадно захлебнуться в ванне. На следующий день отправил домой телеграмму:
«Веду роскошную жизнь. Впервые залез в ванну. Кушаю апельсины. Курю папиросы. Ну, до чего же хороша жизнь!»
Уже на «Мурмане» узнали переданный по радио приказ исполняющего обязанности начальника Главсевморпути Георгия Алексеевича Ушакова:
«Приказываю с 19 февраля сего года 16 часов считать станцию „Северный полюс“ закрытой и исключить ее из списка полярных станций Главсевморпути. Личный состав станции полагать на борту ледокольных пароходов „Таймыр“ и „Мурман“. Наблюдение в эфире за сигналами радиостанции UPOL прекратить».
А в это время, пока мы блаженствовали на «Таймыре» и «Мурмане», на всех парах к нам спешил ледокол «Ермак». На чистой воде через сутки произошла встреча трех кораблей. На «Ермаке», которым командовал Владимир Иванович Воронин, к нам прибыл Отто Юльевич Шмидт. Мы пересели на «Ермак». Полюбовавшись на красивые горы Исландии, до которой мы, к счастью, не добрались, пошли дальше.
В Северном море попали в жесточайший шторм, оглушивший нас фантастической качкой. Если качка ощутима на пассажирских лайнерах, то на ледоколах, за счет яйцеобразности корпуса, это просто что-то совершенно сверхъестественное. Нас клало на 45°. Невозможно было не только стоять и ходить, но даже спать. Чтобы не вывалиться с коек, приходилось расчаливаться руками и ногами. Несмотря на то, что штормовая погода не способствовала комфорту, это были приятнейшие минуты, так как можно было все же рассматривать присланные из дома фотографии, читать письма.
У «Ермака» было маловато угля. Отказавшись от мысли прийти в Ленинград прямым ходом, мы направились для пополнения угольных запасов в Таллин, который был тогда столицей буржуазной Эстонии. В Таллине нас замечательно приняли работники полпредства, и полпредские дамы повели по магазинам, где мы накупили разных сувениров для своих близких.
На дипломатическом завтраке в полпредстве один из гостей задал мне каверзный вопрос: