- Я дал столько же, сколько получил.
- Я знаю это лучше тебя, - заметил Ульрик, - я видел повреждения его черепа. Но я все же пришёл не для того, чтобы говорить о том, что уже случилось. Я прибыл, чтобы рассказать, что произойдёт сейчас.
Рагнар молча кивнул, ожидая дальнейшего развития ситуации. Холод пробежал по его спине. То, что приговор оглашал сам Убийца, не сулил ничего хорошего.
- Ваша участь уже решена, - сказал Ульрик. - Ярл уже сообщил всей Великой Роте час назад. Пора искупить грехи, Рагнар Чёрная Грива.
Рагнар безмолвно и подозрительно взглянул на него, но не выдержал и неожиданно даже для себя улыбнулся:
- Мне это не понравится, да?
***
Для ремонта и заправки 'Барионикса' потребовалось семь недель. Фрегату было далеко до того сияющего клинка пустоты, которым он был когда-то, в расцвете своих сил, но благословения и концентрация на работе множества техножрецов и машинных рабов привели к результату. Корабль, скорее всего, будет способен пересечь течения варпа и не распасться по пути на части.
'Хольмганг' и 'Верегелт' давно ушли. Корабли Ярла Громового Кулака отбыли, чтобы сражаться по имя Всеотца, как звал их долг. Ярл отказался ждать завершения ремонтных работ, доверяя его тем, кого он предпочёл оставить.
Обычно полностью укомплектованная команда фрегата Адептус Астартес насчитывает несколько десятков тысяч человек. Когда плазменные двигатели 'Барионикса' разогнались, и их сопла выбросили пламя, на борту находилось несколько сотен человек экипажа, выжившего после долгого стазиса, и ещё четыреста душ, отправленных сюда с палуб Лордом Береком. Собственный корабль ярла ушёл, став легче на четыре сотни душ, что было немалой жертвой даже для 'Хольмганга'. На самом деле, его команда уменьшилась вдвое, так как большое число сервиторов и трэллов пришлось перевести на борт 'Верегелта', чтобы скомпенсировать потери в команде после короткой и жестокой битвы в засаде на краю Мальстрёма.
Самым ценным было то, что ярл Громовой Кулак разбил одну из своих Навигационных Котерий, чтобы боевой корабль Расчленителей оказался способен найти путь домой. Ценность одного Навигатора превышала годовой доход большинства планет, но Берек все равно отдал его, когда 'Хольмганг' отправился в плавание.
Семь недель, проведённых в одиночестве и бездонной пустоте за кропотливым тщательным ремонтом. Семь недель, пока двигатели не запустились, позволив начать путешествие, на которое уйдут ещё месяцы.
На очищенной от трупов и праха командной палубе, возле пустого командного трона стоял Рагнар. Он смотрел на немногочисленных членов команды, сидящих за богато украшенными рабочими станциями. Их числа едва хватало, чтобы управлять основными системами судна. И они вряд ли смогут что-то сделать, если у 'Барионикса' возникнут проблемы. По меньшей мере три четверти пушек корабля были неспособны вести огонь.
Палуба содрогнулась под его сапогами, когда корабль, наконец, ожил. Звезды на оккулусе начали двигаться.
- Проложить курс на Кретацию, - громко сказал он редким группкам трэллов. Потому что это нужно было сказать. Словно корабль мог отправиться ещё куда-то кроме родного мира Расчленителей.
Он изучал Кретацию по гололитическим архивам, наблюдал, как планета вращается в своём медленном танце, и ощущал странное чувство, будто этот мир был ему знаком. Кретация походила на Фенрис очень сильно, и в некоторых моментах очень сильно от него отличалась. Оба мира относились к категории Inhabitare Mortua, мирам смерти, и были яростно враждебны к человеческой жизни. Но Родной Мир был шаром изо льда и бушующих океанов, а Кретация - сферой, сплетённой из джунглей. Её лицо имело ядовито-зелёную окраску, а Фенрис казался сине-белым морозным призраком.
Рагнар облокотился на перила, окружавшие центральное возвышение, и задумался. 'Смогу ли я ещё когда-нибудь увидеть Родной Мир?' Изоляция глубокого и полного отделения от его стаи и роты не была для него чем-то новым, особенно для воина с таким ярким и кровавым прошлым. Но всякий раз расстраивала и никогда не приветствовалась Волком. Стайные животные всегда долго привыкают к одиночеству и самим себе, и Рагнар ничем от них не отличался.
- Ты готов, брат? - спросил он через плечо.
Второй воин, стоявший позади Чёрной Гривы, ответил тому лживой и нелюбезной ухмылкой. Его лицо покрывали созревшие синяки, а на виске и щеке выделялась грубо имплантированная металлическая краниальная пластина, удерживавшая кости черепа вместе.
- Я безумно рад путешествовать с тобой, ты же знаешь, - сказал Нальфир Острый Язык. - И я уверен, что мы с тобой будем приняты на Кретации горячо и с поистине братской любовью.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Кадия. Туннели под Каср Беллок.
Последний Поворот Ветра Года
999.М41
Безоружный раненый воин бежал по тундре. Его сапоги взбивали снег и разбивали серые камни, бег был неуверенным, он часто спотыкался, но не останавливался. Остановка означала смерть. Гибель от метели, сквозь которую он бежал, или от Зверя, который преследовал его.
Рычание Зверя ослабевало. Возможно, оно утонуло в бушующем ветре, может быть - благословенно затихло из-за увеличившегося меж ними расстояния. Он молился, чтобы это была вторая из причин, но боялся, что окажется первая. Хуже всего был сам звук. Зверь не кричал, подобно животному, он визжал, словно стальной клинок, поющий в воздухе.
Холод тоже был силой в самом себе. Его ледяная ласка ела по частям, проникая в глубину доспехов и вытягивая силу из костей. Это было невозможно, но это было. Никогда ранее он не чувствовал таких укусов бури. По крайней мере, с почти забытых лет своего детства. Ледяная корка скользила по его доспехам, трескаясь, когда он двигался, и снова намерзая за время, едва достаточное для того, чтобы сделать вдох.
Это не земная буря, нет.
Скалы рассыпались в стороны от его оступающегося шага, предательски скользкие камни выворачивались из-под ног, заставляя с грохотом падать на колени. Он выдохнул проклятие, которое тотчас подхватил и унёс прочь ветер, сорвав с языка прежде чем он смог даже услышать собственный голос.
За его спиной снова раздался звон металлического голоса Зверя. Ближе, ближе. Безумно близко. Он так и не смог обогнать Зверя.
Он вскочил на ноги, заставив протестующие мышцы вернуться к бегу. Каждый вздох, раздиравший его горло, приносил холод бури и уносил остатки тепла. Раньше ему уже приходилось несколько раз погружать себя в стазис, сознательно гася свои биологические процессы до почти полной их остановки. Но в этот раз все было иначе. Его тело не погружалось в стазис, оно умирало. Три лёгких в его груди медленно замерзали, превращаясь в твёрдые бесполезные куски плоти. Оба его сердца словно налились свинцом, и казалось, что они прокачивают ледяную воду вместо крови.
Он побежал. Кровь слабо сочилась из разбитых суставов его силовой брони, замерзая рубиновым льдом на сером керамите. Он не помнил, как получил эти раны. Горечь ветра замедлила его разум, лишив мыслей и поместив их вне досягаемости.
Когда земля снова подалась под его ногами, она не просто выскользнула из-под сапог, но провалилась вниз и исчезла, лишив всякой защиты. Воин почувствовал, как скользит, ударяясь о падающие камни. Только его рука, в панике схватившаяся за твёрдую скалу, удержала тело от падения в пропасть, не существовавшую три секунды назад.
Он висел над пропастью. Его мышцы на руке напряглись и начали рваться под весом тела. Под ним были лишь чернота и рёв ветра. Пропасть казалась безграничной и бездонной. Это была широкая беспросветная пасть кракена, глодавшего сердце мира.
Как легко было разжать пальцы. Бросить своё израненное замёрзшее тело, не сулившее ничего кроме ещё нескольких минут боли от обморожения... Потом оно всё равно сдастся этой буре бурь, или погибнет резкой, горячей и кровавой смертью в челюстях Зверя.