Он нашёл Волков на следующий день.
Точнее сказать, они нашли его.
III
Этот мир презирал человеческую жизнь. Будучи сыном зимнего мира, Рагнар знал кое-что о планетах, которые сражались, чтобы отвергнуть колонизацию. Кретация была истиной сестрой Фенриса по этому стремлению, и являлась кипяще-жарким ядовитым отражением Родного Мира.
После полутора месяцев в диких джунглях небольшая болезненность превратилась в боль, а боль стала подобна агонии. Низкие ветви высокого дерева оцарапали его лицо несколько дней назад, и царапины, сначала показавшиеся безобидными, сейчас распухли и превратились в зараженные постоянно зудящие рубцы, истекающие сырным запахом грязного гноя. Его доспехи в нескольких местах были пробиты когтями прыгающих и вопящих звероящеров - чудовищ размером с Громового Волка - и раны под быстротвердеющими заплатами бронецемента оставались воспалёнными и горящими, заставляя пламенеть его кровь и превращая его суставы в стекло.
Его усиленная физиология боролась за очищение организма от всех чужеродных инфекций, но проигрывала эту битву. Оба сердца стучали с выбивающейся из ритма частотой, и он почти ощущал, как его внутренние органы гудят и пульсируют, сопротивляясь тем ядам, что насытили его кровоток.
Единственная пища, которую он ел за шесть недель, была горькой плотной плотью охотившихся на них ящериц. И это мясо не насыщало, а только отгоняло голод, выворачивая в то же время кишки в мучительных судорогах.
Нальфиру было ещё хуже. Один глаз барда опух и закрылся от жала полосатого насекомого размером с палец. Односекундного контакта с паразитом было довольно, чтобы лицо покраснело, а подкожные вены почернели и просвечивали сквозь кожу. Несколько раз его укусили и ранили зубы и когти зверей, пробившие броню. Его тело сражалось с заразой настолько сильно, что отказала бионическая рука, больше не отзываясь на команды мозга.
- Моё тело отвергает её, - сказал бард, когда его конечность отказала впервые. - Оно восприняло фальшивые нервы и мышцы, как внешнюю угрозу и проклятую инфекцию, и пытается исцелиться.
Оба Волка понимали, что уже давно бы умерли, не обладай они физиологией Адептус Астартес, поддерживающей их, и не имея своей брони из священного керамита, защищающего плоть. Даже их пост-человеческая выносливость нуждалась в подкреплении сил, и им требовались еда и питье, чтобы продолжать движение. Богатые паразитами речные воды, даже прокалённые над костром и профильтрованные через камни, все равно заставляли их внутренности сжиматься в спазмах. Кровососущие насекомые преследовали их, словно медленная ленивая дымка, выпивающая генномодифицированную жидкость из вен Волков.
Однажды ночью на привале, глядя на редкие звёзды, мерцающие сквозь полог джунглей, Нальфир сказал с философским видом:
- Если Фенрис стремится окрасить снег в красное кровью своих людей, то Кретация - мир, отравляющий их так, что их мясо и кости потом питают её проклятую ядовитую землю.
- Поэтическая мысль. Было бы чудесно, если бы у озвучившего её не было чёрной рвоты, так некрасиво высыхающей на его грудной пластине.
Нальфир размахнулся в сторону Рагнара своей деактивированной бионической рукой, отогнав того с хрюканьем одобрения.
Через несколько дней после отказа бионического протеза в локте и плече Нальфира появилась новая боль.
- Фантомные боли, - сначала настаивал Рагнар.
- Э, может быть. Может, - отвечал Нальфир.
А ещё через несколько часов бионическая рука начала сжиматься и дрожать. Боль под бронёй Нальфира распространилась на его бицепс.
- Болит слишком сильно, чтобы боль была призрачной, - сказал бард. Он мог игнорировать это - как мог избегнуть любой боли, всех видов - но мышечные спазмы раздражали его. Его нервная система была изношена испытаниями, которым подвергала их эта планета, и больше не могла передавать сигналы от мозга с какой-либо уверенностью и надёжностью. Половину времени он был погружен в горячечный бред, ругаясь на десятках языков разных миров Имперского космоса.
Нальфир следовал за Рагнаром, позволив Кровавому Когтю возглавить их маленькую группу - ел, когда Рагнар приказывал ему есть, и спал, когда Рагнар приказывал отдыхать.
- На нас охотятся, - объявил самый молодой воин вечером, воняющим созревшим потом и жаром от все ещё злобного заходящего солнца. Они пробирались вдвоём по колено в грязи через болото.
Нальфир повернул голову, и сплюнул сталактит густой кровавой слюны. Одноглазый и несчастный, он пошатнулся, погрузившись в грязь по пояс. Что-то вроде угря скользнуло в грязи рядом с его ногой, оставляя извилистый слизистый след.
Рагнар протянул руку, предлагая помощь, но бард отбил её прочь. Когда Нальфир снова поднялся на ноги, ему пришлось прочистить горло от кровавой мокроты, прежде чем он мог что-либо внятно произнести.
- Кто охотится? Зачем?
- Посмотри сам.
Нальфир повернул голову, силясь рассмотреть цель оставшимся глазом. Рагнар указывал куда-то... в грязь... возле берега болота. Он увидел чёткий, безошибочно узнаваемый отпечаток бронированного башмака силового доспеха, и бессильно заморгал, стараясь прогнать туман из мыслей.
- Мы... ходим кругами. Это может быть наш след.
Рагнар повернулся и бросил недовольный взгляд на барда.
- Я знаю, откуда мы пришли и куда идём. Это не наши следы. Поверь мне.
- Итак, наши гостеприимные хозяева тоже здесь, - Нальфир засмеялся впервые за несколько недель. - Они ведь просто должны убедиться, что мы сдохли, так? Словно не доверяют своей родной планете, которая с радостью убьёт нас сама...
- Если я не вернусь до восхода солнца, - произнёс Рагнар, - иди дальше без меня.
- Что?
- Просто подожди меня здесь. Острый Язык.
Болезненные мысли Нальфира были слишком медленны. У него возникли затруднения даже с пониманием простых фраз Кровавого Когтя, не говоря уж о рассуждениях, стоящих за ними.
- Ждать здесь, - повторил он. - Зачем?
- Затем, что ты будешь приманкой. Оставайся здесь, и выгляди уязвимым.
Нальфир фыркнул, по-волчьи мрачно, в ответ на приказ брата. Он выбрался на берег, и рухнул на землю, усевшись на место посуше.
- Это не потребует никаких усилий с мой стороны, брат, обещаю, - тихо пробормотал он.
Бард то и дело приходил в сознание, старясь все время бодрствовать. Иногда его бионическая рука замыкалась и замирала на час или два, а потом начинала дрожать от импульсов его пылающих нервов. Иногда он, как ему казалось, часами глядел на болотистую равнину, чтобы обнаружить, что прошло только десять секунд. А иногда он прикрывал глаза на пару мгновений, чтобы понять, что прошло полчаса, поглощённых порченым бредом.
- Чёрная Грива, - пробормотал он. Глаза отказывались сфокусироваться на приближающейся фигуре, пробиравшейся сквозь трясину.
- Нет, - произнёс голос. - Это я, кузен.
Нальфир не смог сдержать ухмылки. Его взгляд очистился, когда он понял, кто стоит перед ним.
- Ну надо же. Если это не надсмотрщик этой планеты, сержант Ворейн, то я, наверное, совсем плох, - он поднял и нацелил своей здоровой рукой болтер, чувствуя гордость от того, что прицел не дрожит.
Расчленитель не двинулся, когда поднялось оружие Волка. В одной руке он сжимал топор, в другой держал болтер стволом вниз. Как и у Нальфира, его броню покрывали шрамы от зубов и когтей, она была обесцвечена и отбелена серными дождями. Но, в отличие от барда, лицо космодесантника не было изъедено и поражено ядом и инфекцией.
- Острый Язык, - приветствовал он Волка.
- Это моё имя для родичей. Житель Кретации, называй меня Нальфиром.
- Хорошо. Пусть Нальфир. Ты один? Где Рагнар?
- Он мёртв.
- Это ложь, кузен. Я бы уже нашёл его кости, будь это так.
- Может, ты просто плохой охотник? Кто ж знает...