Роза давно знает старика. Больше сорока лет они живут по соседству. Вся жизнь, как говорится. Роза не хочет огорчать пожилого человека, опасается за его здоровье.
– Дядя Лева, а что Нюма пишет? – выждав мгновение, меняет она тему.
– Нюма? Пишет… Кстати, я его за это тоже однажды спрашивал. Еще до того, как он уехал. Так знаешь, что он мне сказал? Сказал, шо я темный человек! Есть, говорит, такой ген, шо отвечает за волосы и прочее. Ген-шмен… Я ему спрашиваю: «Хорошо, я старый, необразованный, а ты молодой, грамотный. Так скажи, а нет такой ген, шоб отвечал за совесть?» Так он с меня смеялся…
Роза сочувственно качает головой.
– Я, Розочка, так думаю, – продолжает старик, – каждое поколение должно быть лучше предыдущего! Лучше! Ты согласна? Роза опять кивает.
– Вот умница! Приятно с тобой разговаривать, Розочка! Только кто нас слушает?! Никто… И поговорить нема с кем! Когда-то можно было со стариками обсудить, с раввином посоветоваться. А сейчас я уже сам старик. За раввина и говорить нечего, кто его видел!
– Бабушка-а! – слышится из открытого окна.
– О! – вскакивает Роза. – Борюсик! Иду, любочка, иду! Что тебе дать? Есть бульончик, курочка, котлетки…
В окне появляется заспанный пятилетний Борюсик и сообщает:
– Мор-р-роженое!
– Шоб ты нам был здоров! – умиляется старик. – Бежи, Розочка, бежи, гэй гезинтэрэйт![2]
Роза торопливо прощается и, подобрав ногами свалившиеся тапки, убегает.
Оставшись один, старик опять вздыхает. Закрыв глаза, думает, что у него, слава Богу, тоже есть внуки. Вспоминает, что когда-то и они были маленькие, а сейчас выросли, разъехались. «Как там Нюма? – думает он про младшего. – Нужно ему написать. Напишу, что в собесе был, за Розу напишу, за ее внука. А в конце…» И, прикрыв глаза, старик думает, о чем еще поведает внуку. Ему надоело описывать погоду, быт, соседей, отвечать на вежливо-дежурные вопросы о собственном здоровье. Он хочет написать что-то важное. Вспомнить мудрую притчу, дать дельный совет. Но никак не удается подобрать правильные слова. Из-за этой чертовой жары невозможно сосредоточиться. Он отвлекается, быстро устает. Садится и тут же засыпает. Ему и сейчас хочется закрыть глаза, подставить лицо теплому ветерку и подремать. Недолго, пять минут…
На соседней улице дребезжит трамвай. Вслед ему лает потревоженная собака. Потягивающийся кот пугает стайку суетливых воробьев. Они с шумом разлетаются. Из раскрытого окна слышится: «Передаем сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует…» И сразу же слышится диалог Розы с внуком. Он, кажется, согласился на котлетки.
Старик открывает глаза и оглядывает пустой, залитый ярким послеполуденным солнцем двор. Вспоминает, что почти так же когда-то выглядела в Райгороде улица его детства. Конечно, не было машин, бензиновой гари, асфальта, столбов с проводами, радиоточек… Но так же светило солнце, отбрасывала тень акация, лаял злобный пес у дяди Василя, так же пахла горячая трава, звучали детские голоса… Он думает, что прошло столько лет, а ничего, в сущности, не изменилось. Он прожил длинную жизнь, и в ней случалось всякое. Горе, потери, разочарования… Хотя и хорошего было немало. Чего больше? Он и сам не знает. И даже хотел бы узнать, так никто не понимает, как это измерить. Хорошо бы встретить какого-нибудь мудрого человека и все ему рассказать. Но кому интересна чужая жизнь?! Каждому, как говорится, своего хватает… Но, если представить, что такой человек найдется, он бы рассказал. Честно, не упустив деталей, не утаив фактов. И когда он закончит, пусть этот человек скажет: «Да, Лейб Гройсман, ты прожил достойную жизнь». Или, наоборот, разочарованно покачает головой и спросит: «Не стыдно?» Но еще лучше, если бы этот человек ничего не сказал, а просто взял да и положил все на бумагу.
Часть первая
Городок, название которого вынесено на обложку этой книги, долго назывался иначе – не Райгород, а Крайгород. Что было довольно символично. Основанный в пятнадцатом веке, он несколько столетий находился на краю в буквальном смысле этого слова. Вначале – на южном краю Великого княжества Литовского, потом – на восточном рубеже Речи Посполитой. Позже – у северной границы Османской империи, а когда турок изгнали поляки, опять стал польской приграничной крепостью.
Возможно, такое название сохранилось бы и до нынешних времен, но в конце восемнадцатого века произошел очередной раздел Речи Посполитой, и городок оказался в составе Российской империи. Именно тогда в его названии произошли изменения: городок стал местечком, и из его названия исчезла буква «К». То есть Крайгород превратился в Райгород. Что с учетом геополитических перемен, вероятно, тоже должно было стать символичным.