— Здравствуй! Дело есть! — сказал он, хмуро взглянув на меня, и стал снимать пальто.
— Из школы? — спросил я.
— Ага!
— Что так поздно?
— Сбор проводил.
— Отряда?
— Нет, с третьим звеном.
Владя прошёл в комнату и стал разглядывать в зеркале своё лицо.
— П-подлецы! — процедил он сквозь зубы.
Тут только я заметил, что правая дужка его очков сломана, а вдоль щеки тянутся четыре царапины.
— Ты что, дрался, никак? — спросил я.
— Разнимал, — проворчал Владька, не отрываясь от зеркала.
— Кого разнимал?
— Третье звено.
— Вот это звено! На сборе подрались?
— Нет, после. — Владя поправил на носу очки, но они тут же снова съехали набок.
— А что за сбор-то у вас был?
— На тему «Дружба поможет в учёбе и труде».
Я повалился на диван и захохотал. Владя отошёл от зеркала.
— Тебе смех, конечно, а меня как председателя на каждом совете дружины за это звено прорабатывают. — Он сел на стул, расставив ноги и опершись руками о колени. — В общем, давай ближе к делу. Твой аппарат работает?
Я сразу перестал смеяться:
— Работает.
— И плёнка есть?
— Есть. Только немного. Моточек один.
Владя пристально смотрел на меня сквозь перекошенные очки.
— Кинохронику снять хочешь? Боевую!
Тут уж я совсем насторожился[2]:
— Конечно, хочу! А что именно?
— Драку. Настоящую. Четверо мальчишек будут драться и, может быть, три девчонки.
Я так и подскочил. Я прямо ушам не верил, что мне привалило такое счастье.
— Владька! Ты не врёшь? Кто будет драться? Где? Когда?
— Завтра в девять утра. В парке. Третье звено будет драться.
— Опять третье звено!
— Ага! Погоди, я тебе обрисую положение. — Владя придвинулся со стулом поближе ко мне. — Понимаешь, в нашем отряде с дружбой не совсем благополучно. Мы с Люсей, нашей вожатой, за один только месяц два мероприятия по внедрению дружбы провели: сбор отряда на тему «Отлично учиться и крепко дружить» и литературную викторину на тему «Классики мировой литературы о дружбе». Мы с Люсей и сами замучились и ребят замучили, готовя эти мероприятия, а дружба всё ещё не на высоте. Особенно в третьем звене. С ним прямо спасу нет! Как перессорились летом из-за чего-то, разделились на две партии, так до сих пор и воюют. Мы с Люсей думали, думали, как с ними быть, и решили для них специальный сбор звена организовать, посвящённый дружбе. Главарю одной партии, Андрею Тарантасову, велели доклад подготовить на тему «Зачем нужна дружба», а его врагу, Оське Дробилкину, поручили сделать содоклад «Что мешает нашей дружбе». Тане Зарубиной (она у них поэтесса) заказали стихи о дружбе написать и всех вместе заставили песню разучить — «Дружно шагает наше звено». Сегодня, значит, и провели. Андрей свой доклад благополучно сделал, а Оська как начал свой содоклад, так сразу и заявил, что дружбе мешают Андрюшка и его компания и что все они такие-то и расперетакие-то. Мы с Люсей их кое-как угомонили, но дальше сбор всё равно насмарку пошёл: Татьяна стихи читать отказалась, а песню они такими голосами провыли, меня аж мороз по коже продрал. А после сбора выхожу из школы на улицу, смотрю, а они уже! Гришка Тамару за косу ухватил, а Зинаида Гришку портфелем по голове, а Оська… Словом, каждому дело нашлось. Я вмешался, и вот тебе результат, мило, а?..
— Ну ладно! Ты давай главное говори: о завтрашнем дне.
— Погоди! Сейчас будет главное. Подоспели старшеклассники, разогнали их, и они отправились по домам. А я задержался: всё пытался дужку к очкам приладить. Наконец иду домой, вхожу в парадное (мы с Гришкой на одной лестнице живём) и слышу на верхней площадке голоса. Там уже собрались Гришка, Андрей и Татьяна. Останавливаюсь, прислушиваюсь и знаешь, что слышу? Гришка с Андреем сговариваются на Оську засаду устроить. Тот, понимаешь, завтра в кино собирается на десять утра, а эти хотят с девяти в парке засесть и его подстеречь. И Татьяна с ними пойдёт: из кустов будет смотреть. Я, значит, послушал их, послушал, тихонько вышел из парадного и бросился к Оське. Прибегаю к нему и говорю: так, мол, и так, ты завтра по тропинке, что через парк ведёт, не ходи — там тебя Гришка с Андреем отлупить собираются. А он очень обрадовался и говорит: «Спасибо, что сказал. Я завтра с собой Никиту возьму и всех наших возьму, и мы сами на них засаду устроим и так их отделаем, что папа с мамой не узнают». Я прямо на Оську глаза вытаращил! «Ты что, спятил? — говорю. — Ты думаешь, я, председатель совета отряда, к тебе прибежал, чтобы такое побоище организовать?» А он отвечает: «Ты меня не агитируй! Тут вопрос принципиальный. Гришка с Андреем затеяли хулиганский поступок, а хулиганам нужно давать отпор. И имей в виду, говорит, если ты Гришку с Андреем предупредишь, мы тебя самого отлупим, хоть ты и председатель». Я посмотрел, посмотрел на Оську и вдруг сказал: «Ладно! Поступайте как знаете! Никого я предупреждать больше не буду». Это знаешь почему? Я вспомнил о тебе и принял такое решение: пусть они дерутся завтра сколько им влезет, а ты их потихоньку сними. А потом мы твою кинокартину в школе покажем. Пусть на них вся дружина полюбуется! Может, хоть такой позор их перевоспитает!
Я вообще человек сдержанный, но тут я обнял Владьку, чмокнул его в щёку, потом два раза перекувырнулся через голову на диване. Когда я успокоился, Владя объяснил мне подробно, в каком месте парка будет засада, и на прощание крепко пожал мне руку.
— Желаю удачи. Я бы сам с тобой завтра пошёл, да мы с утра за город уезжаем.
Проводив Владю, я подумал, что мне надо заранее осмотреть место завтрашней съёмки. Я побежал в парк.
Местечко, выбранное вояками из третьего звена, было очень удобно для засады. Парк в нашем городе большой, старинный. Он больше похож на лес, чем на парк. Полянка, через которую шла тропинка к кинотеатру, была со всех сторон окружена густым кустарником. Даже находясь в трёх метрах от полянки, нельзя было бы разглядеть, что на ней происходит. А вот выбрать подходящую позицию для съёмки оказалось не так-то просто. С полчаса я лазил по кустам да раздумывал, как быть. Заберусь поглубже в кусты и вижу, что ветки обязательно заслонят мне объектив, выберусь поближе к полянке и понимаю, что так меня в два счёта обнаружат, а этого мне вовсе не хотелось. Судя по рассказам Владьки, в третьем звене такой народ, что они сначала отлупят человека, а потом подумают, стоит ли его лупить. Пускай они пятиклассники, а я шестиклассник, но их-то ведь много, а я один!
На краю полянки рос большой клён. Я осмотрел его. Листва клёна уже сильно поредела, и спрятаться в ней было трудно, но я подумал, что во время драки люди не интересуются тем, что делается у них над головой. Я решил снимать с клёна.
Дома я весь вечер чистил и проверял свой аппарат и разводил химикалии, чтобы завтра же проявить плёнку.
Когда все легли спать и потушили свет, у меня появилось мрачное предчувствие, что меня завтра побьют. Но я вспомнил, что настоящим кинооператорам приходится снимать и на Северном полюсе, и в Антарктиде, и в лесах, кишащих дикими зверями, и в кровавых сражениях. И мне даже стало приятно от мысли, что я тоже буду подвергаться опасности.
А утром, около девяти часов, я уже находился на своём боевом посту: лежал животом на нижней ветке клёна, держа перед собой заряженный и заведённый аппарат.
Утро стояло ясное, солнечное. С высоты трёх метров мне открывался красивый вид. Кустарники, которыми зарос почти весь парк, казались клубами бурого дыма, а над ними, как языки пламени, подымались красные, жёлтые, оранжевые клёны, берёзы и тополя. Сначала я думал, что мне ничего не стоит пролежать на моей ветке хоть до самого вечера, но чем дольше я лежал, тем больше обнаруживал под собой какие-то бугры и сучки, которые всё больнее впивались в тело. Минут через десять мне стало совсем невмоготу, и я сел верхом, чтобы немного передохнуть. Сел… да так и замер.