Потрясенный капитан молча смотрел на крылатое существо. Долго смотрел.
— Ваши слова объясняют сразу все загадки этого мира, — сказал наконец Огрин. От волнения его голос прозвучал хрипло. Драконица слегка приоткрыла пасть и растянула тонкие чешуйчатые губы в весьма точном подобии улыбки.
— Я бы не делала столь поспешных выводов, — заметила она весело. — Ведь вы даже не знаете, где жизнь зародилась раньше — здесь или на Земле.
— Так здесь или на Земле? — спросил Огрин.
— У вас есть вся информация, чтобы догадаться, — спокойно ответила Тау.
Повисла тишина.
— Луна, — внезапно сказал капитан. — Дуагея лишена спутников. Жизнь здесь никогда не покинула бы океаны самостоятельно.
Драконица легонько наклонила голову на бок.
— Быстро.
— Так я прав? — от волнения Огрин с трудом дышал. — Вы земляне?
Тау задумчиво перебрала когтистыми пальцами.
— Сложности с развитием сухопутной жизни на Дуагее вовсе не означают, что жизнь была доставлена сюда с Земли… Но, в некотором смысле, да, вы правы.
— Как давно? — капитан невольно шагнул вперед. — Кто и когда заселил Дуагею? Они… Тоже были землянами?
— Оставьте хоть парочку вопросов для наших следующих бесед, — весело отозвалась Тау.
Огрин перевел дыхание.
— Кто перенес сюда драконов? — тихо спросил он. — Я чувствую в вас огромный интеллект и поразительное знание. Это не вяжется с уровнем развития местного общества, вы словно с другой планеты.
— А если так и есть? — серьезно спросила драконица.
— Нет. Будь вы пришельцами, вы не смогли бы интегрироваться в земную биосферу.
Тау улыбнулась.
— Смелое заявление для представителя расы, до сих пор не вступившей в контакт ни с одним разумным видом за пределами родной планеты. А что, если драконы способны гибко приспосабливаться к любым условиям? Что, если наша наука умеет легко изменять тела, геном, обмен веществ и биохимию? У вас слишком мало информации, Огрин, и чересчур буйная фантазия.
Она прищурила яркие глаза.
— Вы ведь даже не спросили, дракон ли я.
— Но… — удивленный человек шагнул назад.
— Что? — улыбнулась Тау. — Вы сказали, что лишь этим утром узнали о существовании драконов. Но почему вы решили, что я и есть дракон? Только лишь из-за внешности, сходной с земными мифами? А вдруг перед вами абориген Дуагеи, способный к мимикрии? Или осьминог в биомеханическом скафандре? Что, если драконами здесь называют пушистых древесных зверьков?
Огрин медленно покачал головой.
— Вы допустили ошибку. Еще до того, как я назвал вас драконом, вы сделали это сами, заметив, что я тороплюсь строить о драконах предположения.
— Разве? — в глазах крылатой красавицы вновь мелькнула веселая искорка. Огрин запнулся; несколько секунд размышлял.
— Простите, — сказал он после паузы. — В действительности, ошибку допустил я. Вы обратили внимание, что я строю предположения о драконах, но из этого никак не следует, что сами себя вы считаете таковым.
Капитан со вздохом развел руками.
— Вынужден согласиться: нет ни единого доказательства, что вы дракон, о которых нам сообщили утром. Более того, я понимаю всю нелепость и нелогичность сопоставления вас, высокоразумных инопланетян, с примитивными и, нередко, кровавыми земными сказками. Но все же, осмелюсь заметить: с эмоциональной стороны, субъективно, вы для меня — изумительно красивая драконесса, даже если самоназвание вашего вида иное. Таковы уж мы, люди, — Огрин грустно улыбнулся — Иногда судим разумом, иногда сердцем.
Тау привстала на передних лапах и приняла позу сфинкса, вытянув мощные задние ноги в сторону.
— Замечательно, — сказала она негромко. — Вы и в самом деле изменились.
— Изменились в сравнении с чем? — напряженно спросил Огрин.
Вместо ответа драконица окинула человека внимательным и очень добрым взглядом, растянула чешуйчатые губы в улыбке и беззвучно, словно мираж, растворилась в воздухе. Лишь трава, примятая ее могучим телом, да слабый миндальный запах, свидетельствовали, что встреча не была наваждением.
Огрину потребовалось немало времени, чтобы придти в себя, обнаружить видеокамеру на запястье выключенной, обругать себя пушистым древесным зверьком и вернуться в корабль. Встреча с драконицей настолько потрясла человека, что он не обратил внимания даже на странную тишину, царившую в звездолете.