Но Жозефина не пожелала прислушиваться к ее словам, теперь она начала болтать о леди Олдфилд, которая хотела бы пригласить профессора Викторию на свой прием в следующий четверг, прием — сугубо интеллектуальный, будет лишь самый узкий круг избранных… Они не имеют ничего против того, чтобы расширить колонию.
«Пригласите X., — сердито подумала Виктория, — я не желаю иметь ничего общего с их колонией, пусть расширяют ее, как им угодно».
Жозефина внезапно замолчала и, уставившись на Викторию, спросила:
— В чем дело, почему у вас такой вид? Вы больше не хотите мне помогать?
— Конечно хочу. Но вы должны попытаться понять, что у фрёкен Смит серьезная проблема…
— Вот как, — прервала ее Жозефина, — вы защищаете ее! Вы должны понять, что она опасна, не верьте ее словам, она — ведьма, способна исказить все на свете и превратить белое в черном, я это знаю! Я запрещаю вам встречаться с ней.
Виктория почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, она заговорила, но ее снова прервали:
— Да, да, я знаю, что вы хотите сказать, но с ней вообще говорить не стоит. Идите в полицию, если хотите чем-то помочь, идите в сумасшедший дом! Она — психопатка, ее надо остановить!
Одна из собак залаяла.
— Мисс О’Салливан, — сказала совершенно изможденная Виктория, — может быть, мы обсудим этот вопрос в другой раз. Простите, мне надо написать важное письмо.
«Я была неприветлива, — подумала она, — довела до того, что меня оскорбили, это было ненужно. Но кто такая эта Жозефина, она едва ли достигла даже среднего возраста, чтобы распоряжаться мною и запрещать делать то, что я считаю правильным?! Глупости! Я имею право злиться. Я хорошо знаю: молоды вы или стары, разница не так уж велика, как можно было бы подумать. Одна — вне этого общества, другая пытается навязать мне себя, все — худо. Она говорит: „Психопатка. Психопатка, которую надо остановить“. Существует немало способов остановить…»
«Дорогая Хильда!
Здесь, в твоем прекрасном доме предо мной встает столько воспоминаний о наших давних поездках в незапамятные времена в Шотландию и в Ирландию. Помнишь, как мы собирали весенние цветы где-то возле Галуея? И поставили их потом в консервной банке на подоконник? На днях я нашла первые весенние цветы у обочины, но они…»
«Нет, нехорошо. Сентиментально. И, собственно говоря, насколько серьезно она больна?»
«Дорогая Хильда,
Здесь так спокойно и гармонично».
«Нет, чепуха». И образ Хильды снова поплыл в тумане.
«Можно было бы и тогда поболтать друг с другом. Вообще-то, наши путешествия были не очень веселые, но можно было обсудить разные дела и попытаться выяснить, почему все получилось не так, как хотелось; она ли стесняла мою свободу, мое веселое любопытство, или же это я запугала ее, вогнала в визгливую беспомощность? Вообще, все это чрезвычайно интересно. Может, я напишу ей немного позднее».
Выйдя из дома, Виктория постучала в ворота дома, где жила X., даже не предположив заранее, что она ей скажет. X., молчаливая, с абсолютно замкнутым лицом, впустила ее…
— Добрый вечер, — сказала Виктория, — у меня, собственно, никаких дел нет, у меня появилось лишь желание зайти.
— Стало быть, это визит, — сказала X. — Насколько я понимаю, своего рода социальное посещение. Вы уже приняты в их колонию?
— Нет. Полагаю, мне лучше держаться подальше от нее.
— Садитесь. Хотите что-нибудь выпить?
— Нет, спасибо, не сегодня. Мне ничего не надо.
После долгого молчания X. высказалась:
— И никакой беседы? Вообще ничего? Ни малейшего утешения несчастной одинокой затворнице?
— Вам эта роль не подходит. Но ведь вы совершенно правы. Во всяком случае, одинокие затворницы меня интересуют. Но они бывают разные.
— Я знаю, что вы имеете в виду, — сказала X. — Я знаю точно, что вы скажете. Существует разного рода одиночество. Вынужденное и избранное самим человеком.
Виктория тотчас согласилась:
— Вы совершенно правы. И нет необходимости развивать дальше эту тему. Но если понимать друг друга без слов, остается лишь, собственно говоря, немного поболтать, не правда ли? Такое со мной уже случалось, не часто, но иногда. Уютная тишина — это приятно.
Хозяйка зажгла лампу на столе. «Что я делаю, — подумала Виктория, — не значит ли это — быть нелояльной по отношению к Жозефине? Но я ведь пытаюсь больше узнать, исследовать, понять, чтобы помочь».
— Скажите мне одну вещь, — спросила X., — вы — человек любопытный?
— Да, может быть. Или, скорее, интересующийся.