— К тому времени, — проговорил Маршалл, когда удалились последние журналисты, — когда всё это станет достоянием международных агентств, будет продано несколько тысяч экземпляров книг Фоулкса.
— Вы имеете в виду?.. — Хилари рассмеялся. — Что ж, лейтенант, я верю, что вы считаете меня способным разыграть всё это просто для увеличения гонораров. Боже мой, я потрясён подобной идеей. Потрясён. Просто я столь многим обязан моему отцу. Можно сказать, всем.
— Разумеется.
— Так что, естественно, я чувствую, что обязан хранить память о нём. Я не мог пройти мимо столь приятного аспекта этого удивительнейшего происшествия.
— Вы в порядке, мистер Фоулкс?
— Я жив, — просто сказал Хилари. — Жив. И это само по себе столь чистое и прекрасное облегчение, что мне даже не хочется думать, как близок я был к смерти.
— Не принесёте пива или чего-то в этом роде? — повернулся к медсестре Маршалл. — Боюсь, это совещание по конфиденциальному деловому вопросу.
Медсестра перевела взгляд со значка лейтенанта на лицо.
— Мне больше нравится челюсть Дика Трейси[50], — сказала она, но удалилась.
Хилари ещё больше подался вперёд.
— Скажите, лейтенант, вы его арестовали?
Маршалл чуть не выдохнул от облегчения.
— Так вы видели, кто это был. И, полагаю, пресса узнала раньше меня. Ну, давайте. Ордер выпишем сразу.
— О нет, лейтенант. Вы неправильно меня понимаете. Я думал, вы уже знаете.
Маршалл выругался.
— Я не только не знаю, Кто, но и не имею ни малейшего представления, Как. Но давайте начнём; возможно, ваш рассказ даст мне какую-то зацепку.
— Я говорил с вами, — медленно проговорил Хилари. — Помните? Вы спрашивали меня об Остине Картере… — Вдруг он замолчал. — Это сделал он? В смысле, Остин Картер?
— Естественно, — кисло сказал Маршалл. — Он сознался. Сделал это с помощью своего маленького устройства.
— Не понимаю.
— А я? Но продолжайте. Вернёмся к мистеру Картеру позже.
— Очень хорошо. Как я уже сказал, я говорил с вами, когда внезапно услышал позади себя лёгкие шаги. Я начал разворачиваться, но не успел, почувствовав между лопатками ужасную боль. Ужасную боль. Она сопровождалась ударом такой силы, что меня швырнуло на стол. Я попытался подняться, но потерял равновесие и упал на пол. И это последнее, что я помню, прежде чем оказался в клинике скорой помощи.
— Вы ничего не видели, а слышали только “лёгкие шаги”?
— Верно, лейтенант.
— Вы можете что-нибудь определить по этим шагам? Мужские или женские? Широкие или коротенькие?
— Боюсь, нет. У меня не было времени внимательно слушать.
— Они удивили вас?
— Очень.
— Тогда это, возможно, указывает, что они были мужскими и широкими? Если бы этот звук мог значить вполне нормальное появление вашей жены или горничной, то вы, возможно, так не удивились бы.
— Красиво, лейтенант, красиво, — просиял Хилари. — Я убеждён, что вы быстро поймаете этого злодея. Очень быстро.
— А теперь скажите: когда вы вошли в кабинет, на двери в холл была цепочка?
— Не знаю. Точно не знаю. Обычно так и есть.
— А окна были открыты или закрыты?
— Закрыты.
— Все?
— Я открываю одно окно, когда захожу, чтобы заняться утренним просмотром отчётов по управлению авторскими правами. Но сегодня утром я подошёл к телефону прямо от стола, где завтракал.
Маршалл хмыкнул.
— Геккон, — проговорил он.
Хилари с любопытством уставился на него.
— Да, лейтенант?
— Чёрт, надо было вам сказать. Даже если бы окно было Бог знает зачем открыто, никто не мог бы через него ни войти, ни выйти.
— Нет. Конечно, нет.
— Ваша жена и две гостьи-монахини наблюдали за дверью в гостиную. Никто не появлялся между телефонным звонком и моментом, когда я нашёл вас. А на двери в холл была цепочка.