— Конечно, дорогая, я не ожидаю, что ты всё до конца поймёшь. Ты не Уимпол.
Худенькая англичанка улыбнулся.
— В конце концов, с одним из них я помолвлена. И, думаю, Вэнса я немного понимаю.
— Да, — признала Вероника Фоулкс. — Через моего брата ты можешь что-то понять и во мне. Но достаточно ли этого понимания? Ты так непохожа на нас, дорогая. Так твёрдо стоишь на ногах. И даже понимание Вэнса тут не поможет. Он мужчина. Он свободен в своих действиях, когда я… Мне что-то нужно, а что, я сама не знаю. Ты никогда не испытывала такого чувства, Дженни? Ты когда-нибудь — не знаю — тосковала?
Дженни Грин бесстыдно заимствовала строчку из “Пейшенс”[5].
– “Я по жизни тоскую”, — проговорила она. — По крайней мере, надеюсь, что так. Хилари так великодушен ко мне как к секретарше.
— Хилари! — В устах кого-то менее изящно сладострастного последовавший за этим словом шум можно было бы счесть фырканьем. — О да. Хилари понимает, как заботиться о себе и своей семье. Но что всё это значит? — Её широкий жест охватил всю обстановку тихой роскошной квартиры, от собственного розового домашнего платья до горничной, принесшей серебряный чайный сервиз. — Что значит всё это баловство тела, когда душа… Поставь сюда, Алиса.
Дженни Грин мазала тосты мармеладом.
— Думаю, “всё это” очень приятно.
— Ах, эклеры! Нет, Дженни, ты просто нечувствительна. Ты не понимаешь, как Хилари… О, я часто задаюсь вопросом, чувствительны ли другие женщины так, как я. Если бы только здесь был Вэнс!
— Могу ли я присоединиться к тебе в этом желании?
Вероника Фоулкс грациозно вздрогнула.
— Никогда не выходи замуж, Дженни. Даже за Вэнса. Брак — конец всему. Брак — разрушение свободной личности. Брак…
— Ты хочешь сказать, что разведёшься с Хилари?
— О Боже, нет, — ахнула Вероника. — Я не переживу скандала. И ты знаешь, что думает Церковь.
— При чём тут она, Рон? Исходя из слов Вэнса, я всегда думала, что Уимполы — одно из старейших атеистических семейств Америки.
— Не знаю… Атеизм — довольно скудный паёк. Порой мне кажется, что у меня есть призвание. Если бы я только могла оставить всё это и посвятить себя монашеской жизни — её красоте, чистоте, простоте… — Её слова глухо прорывались через третий эклер во рту.
— А Хилари?
— Ну, видишь ли, я не могу развестись с ним. Даже подумать об этом. Но теперь, если он умрёт… — восторженно добавила она.
Дженни Грин посмотрела на неё с чем-то вроде шока в глазах.
— Мне действительно хотелось бы, чтобы Вэнс был тут, — трезвомысляще проговорила она.
— Нет, Вэнс. — Женщина оттолкнула его руку. — Мы должны обсудить это. Вся эта возня не решит проблемы.
— Не знаю, — улыбнулся тот. У него было странно узкое и бледное лицо, которое оживляли густые рыже-красные волосы. Глаза его были бледно-голубыми, с водянистым оттенком. — Думаю, всё нормально. Лучшая сюжетная идея посетила меня в Сан-Паулу в одной постели с мулаткой-октеронкой.
— Ха, ха, — сказала женщина. — Тебе весело, Вэнс, пока ещё можно веселиться. Но для нас всё это становится чертовски серьёзным. Ему нужно пятьсот долларов, или он всё сообщит моему мужу.
Вэнс Уимпол нахмурился.
— Я пока не понимаю, как он нас выследил. Я был так осторожен. Никто не знает, что я в Лос-Анджелесе. Даже моя сестра думает, что я всё ещё блуждаю по семи морям.
— Он вышел на наш след. Важно это. Неважно, как. И где ты добудешь деньги?
— Я могу получить их… — он мысленно подсчитал, — через неделю. У меня есть двести. За четыре-пять дней напишу повесть за триста. Отправлю авиапочтой, а мои чеки Стюарт всегда посылает авиапочтой… Ровно через неделю у тебя будет пятьсот.
— К тому времени, — горько произнесла женщина, — ты найдешь другую возможность потратить свои двести.
Уимпол налил себе выпивки.
— Я всегда был не из тех, кому отказывают. Я всегда легко зарабатывал деньги, даже если они у меня и не задерживались надолго. Но расслабиться и получать чудесный регулярный доход…
— Если только он этим удовлетворится, — проговорила женщина. — Если только удастся ему помешать потребовать ещё…
— Один пухлый и никчёмный зять, — размышлял Уимпол, — стоит между мной и управлением богатейшим литературным наследством Америки. — Он в безмолвном тосте поднял стакан.
Сестра Мария Пациенция, доктор медицины, отложила ручку и стала рассматривать безупречно перфорированный лист, покрытый значками шрифта Брайля. Эта часть её дневных трудов завершилась. Она склонила голову и вознесла короткую благодарственную молитву Деве Марии, ибо в транскрипции её не было ошибок.
5
“Пейшенс” — оперетта композитора Артура Салливана и либреттиста Уильяма Гилберта, поставленная в 1881 году.