Ракитин тоже кивнул и, коротким жестом подозвав к себе солдата, вместе с ним устремился прочь от дома начальника острова. Антон Павлович, поднявшись на крыльцо, задержался в дверях – решил еще раз оглянуться на каторжан. Найдя взглядом воссоединившихся мать и дочку, литератор удовлетворенно хмыкнул и все же шагнул за порог.
* * *
1967
В коридорах южно-сахалинского Дома культуры было душно: июньское солнце ярко освещало светло-зеленые стены, старый паркетный пол и человека, стоящего у входа в актовый зал. Одетый в клетчатую рубашку и серые брюки, этот темноволосый мужчина угрюмо взирал на дверь. Заходить внутрь не хотелось. Еще когда ему позвонили и назвали день и час, стало не по себе.
«Что-то опять затеяли», – подумал мужчина тогда.
Отказать, разумеется, никакой возможности не было – когда звонят из горисполкома, отрицательный ответ просто не рассматривается.
«Партия сказала: «Надо». Значит, никуда не денешься».
Однажды ему уже сказали «надо» – сразу после войны, с которой мужчина вернулся инвалидом. Тогда приказ был лаконичен: «езжай на Сахалин». Выдали путевку, и мужчина устремился. Поначалу был не рад, но затем встретил чудесную девушку Софью, которая тоже попала сюда по распределению партии, и показалось, это – судьба. Когда же родилась Ира, стало ясно, что остров действительно стал их домом – полноценным, настоящим.
«Эх, если б еще не дергали постоянно…»
Мужчина и сам прекрасно понимал, что человеку его профессии никто не позволит проводить дни в праздном размышлении о тленности бытия и прочих вещах, бессмысленных с точки зрения Союза. Но разве это понимание добавляло энтузиазма? Разве охотней скользил стержень ручки по клетчатым страницам тетрадей, в которые мужчина записывал свои мысли и идеи для будущих репортажей, передач и фильмов?
«Если бы…»
Из актового зала послышались голоса – говорили быстро, перебивая друг друга, смеясь: официальная часть явно еще не началась.
«Да и рано для нее, пожалуй…» – подумал мужчина, глядя на циферблат часов.
Было только без четверти девять – еще целых пятнадцать минут до начала. Вряд ли столичный чиновник Тимофеев, секретарь Центрального Совета союза спортивных обществ и организаций, позволит себе опоздать – непозволительная роскошь для подобной «важной птицы».
«И чего он забыл в нашей глухомани? Видно, дело и вправду серьезное…»
Заслышав вдалеке шаги, мужчина стер со лба проступивший пот и толкнул дверь актового зала. Голоса, прежде глухие, стали четче… но практически одновременно со скрипом петель смолкли. Мужчина шагнул за порог, поднял голову и увидел компанию мужчин, с интересом смотрящих на него.
«Знакомые все лица…»
– Владимир Андреевич, – кивнул вновь прибывшему Альберт Косарев, заведующий отделом газеты «Молодая гвардия» и, по совместительству, давний друг вновь прибывшего. – Ты чего такой замученный?
– Жарко, – ответил Владимир. – Вы вон и сами, смотрю, все в испарине.
Альберт улыбнулся, поправил очки и машинально провел рукой по растрепанным темным волосам.
– Что есть, то есть, Владимир Андреевич…
– Стало быть, товарищ Привезенцев тоже с нами? – прищурившись, спросил инструктор автомотоклуба Вадим Хлоповских.
– Значит, и вправду что-то глобальное затевается… – вставил Борис Ульянов. – Только вот непонятно, зачем им шофер рыбвода в лице меня понадобился?
– А что, шофер рыбвода в общественной жизни партии участвовать не должен? – хмыкнул Василий Светличный, водитель из таксопарка.
– Должен-то должен, – не стал спорить Ульянов. – Но не в ущерб же основной профессии! Кто в мое отсутствие рыбу возить будет?
– А то в городе больше никого нет, кто может это делать!.. – фыркнул Хлоповских, косясь в сторону Светличного, и тот, тоже улыбнувшись, сказал:
– Ну да, на весь Сахалин один Ульянов, известный рыбовоз.
– Ну, понеслась… – проворчал Борис. – Шоферов у нас в рыбводе, как собак нерезаных, оказывается…
– Да будет тебе, скромняга! – морщась, махнул рукой Хлоповских. – Самый незаменимый прямо!
Владимир с легкой улыбкой наблюдал за шутливой перепалкой. По роду деятельности Привезенцеву уже доводилось так или иначе сталкиваться со всеми, кто сейчас находился в актовом зале. Это были честные, работящие люди, каждый – настоящий дока в своем деле.
«Вот только «дела» у всех совершенно разные».
Механик лесхоза Николай Пеньковский сидел чуть поодаль от других и в общей беседе не участвовал – лишь с отсутствующим видом смотрел в окно.
– Эй, на галерке! – позвал его Хлоповских. – Чего притих?