Никаких угольных грелок, которые, кстати, обязаны выдержать страшный жар. Никакого металлического экрана для камина. Никакого мраморного столика.
Естественно, никакого Маннингса.
Когда появился в пять часов в «Прибрежной», в холле меня поджидала Мейзи. Агрессивная, доведенная до крайней степени раздражения. Чем мог ее обидеть?
— Бар не работает, — сказала она. — Пошли ко мне наверх. Все это возьмите с собой. — Показала на мой чемодан.
Пока ехали в лифте, опасность взрыва была налицо. Щеки ее пылали. Высветленные волосы, всегда тщательно уложенные и покрытые лаком, торчали в разные стороны. В первый раз со дня нашего знакомства не видел следов помады у нее на губах.
Распахнула дверь своей комнаты, я прошел за ней.
— Вы никогда не поверите, — с чувством сказала она. — Всю первую половину дня у меня была полиция, а всю вторую — люди из страховой компании..
О, Мейзи, вздохнул про себя, это было неизбежно.
— Расселись да еще имели наглость утверждать, будто продала все ценности… И застраховала дом на чересчур большую сумму… А теперь пытаюсь обвести страховую компанию вокруг пальца… Я им повторяла снова и снова — все было на своих местах, когда отправлялась к Бетти. А если и застраховала на большую сумму, то затем, чтобы уберечься от инфляции. Этот Лэгленд говорит, что они ничего не заплатят, пока не проведут расследования, и с таким подозрением, недоверием… У них нет ко мне никакого сострадания — я ведь потеряла все…
Остановилась, чтобы собраться с силами. Ее трясло от гнева.
— Чувствовала себя оплеванной, может, даже немного на них накричала. Меня можно понять! Была вне себя, они сами виноваты, что так грубо со мной обошлись — выставили настоящей преступницей. В конце-то концов, какое у них право говорить мне «возьмите себя в руки»?
Представил себе, какая замечательная у них вышла встреча. Поглядеть бы на полицейских и Д. Д., покидавших поле боя.
— Они уверены, что это определенно поджог. А я спросила, почему же они сейчас так считают, если раньше думали по-другому? Говорят: мистеру Лэгленду ничего не удалось найти среди пепла, сказали, что даже если мне не удалось продать вещи, то могла устроить, чтобы их украли, а дом сожгли дотла. Все спрашивали, сколько заплатила за пожар, а я свирепела больше и больше…
— Сейчас вам необходима порция чистого джина.
— Говорю, надо искать того, кто это сделал, а не преследовать беззащитную женщину… С ума сводят эти бестолочи — не видят дальше своего идиотского носа.
Во время ее монолога насторожило вот что. Хотя возмущалась Мейзи, конечно, искренне, она немножко заводила себя, когда гнев начинал стихать. Почему-то было необходимо ощущать себя несправедливо обиженной.
В короткую паузу между двумя потоками расплавленной лавы сказал:
— Думаю, вы не сообщили им о Маннингсе?
Красные пятна на щеках зардели еще ярче.
— Я не свихнулась, — желчно сказала она. — Если они узнают, то не останется никаких шансов…
— Слышал, — сказал я осторожно, — ничто так не раздражает мошенника, как необходимость отвечать не за свои дела.
На секунду показалось, что вызвал на себя огонь ненависти. Потом в ее гневных глазах появились искорки смеха, прежде загнанного очень глубоко. Исчезла твердость губ, глаза заблестели, через секунду появилась жалкая улыбка.
— Наверно, вы правы. — Улыбка постепенно переросла в смешок. — Как там насчет джина?
За ужином все еще происходили небольшие извержения, но главный пышущий вулкан утих.
— Вижу, вас не удивило, когда сказала, что думает полиция.
Искоса посмотрела проницательным взглядом.
— Нет. — Я помолчал. — Совсем недавно нечто похожее произошло с моим двоюродным братом. Слишком похожее и слишком во многом. Хочу, чтобы вы встретились с ним. Если он согласится.
— Но почему, голубчик?
Рассказал — почему.
— Какой ужас! Наверно, думали, что я эгоистка! После страданий этого человека…
— Не думаю, что вы эгоистка. Вообще-то, Мейзи, думаю, что вы молодчина.
Она была довольна. Передо мной опять сидела милая кошечка.
— Вот что, голубчик, — смущенно сказала она — После сегодняшней встряски я уже не хочу картины, которую вы создаете. Не хочу больше вспоминать о доме… Что если просто отдам вам пятьдесят фунтов? Не будете возражать?
5
Мы отправились на «ягуаре» Мейзи, сидя за рулем по очереди.
Из телефонного разговора с Дональдом понял, что он не жаждет моего приезда, но на протест не хватает сил. Когда открыл дверь, его вид поразил. Прошло всего две недели с тех пор, как я уехал. За это время брат похудел килограммов на семь, а постарел лет на десять. Кожа приобрела синеватый оттенок, в волосах проступила седина.
— Заходите, — сказал он. — Думаю, не откажетесь что-нибудь выпить?
— Очень любезно с вашей стороны, миленький, — сказала Мейзи.
Он посмотрел на нее мутным взглядом. Большая добродушная женщина с блестящими волосами выглядела вызывающе. Нечто среднее между вульгарностью и элегантностью, к счастью, ближе ко второму.
Дон жестом попросил меня заняться напитками, словно у самого на это не было сил… Мебель в столовой переставлена на скорую руку. Появился большой ковер. Все кресла переехали с террасы, журнальные столики — из спален. Уселись вокруг одного из них. Я хотел задать кое-какие вопросы и записать ответы. Браг без всякого интереса наблюдал, как достаю блокнот, ручку.
— Дон, выслушай одну историю.
— Хорошо.
Рассказ Мейзи на сей раз был краток. Когда дошли до покупки Маннингса, Дональд чуть приподнял голову, перевел взгляд с нее на меня — первый проблеск внимания. Все. Закончила. На некоторое время воцарилась тишина.
— Вы оба ездили в Австралию, вы оба купили по Маннингсу, и вскоре ваши дома были ограблены.
— Удивительное совпадение, — сказал Дональд. — И вы прибыли только для того, чтобы сообщить об этом?
— Я хотел навестить тебя.
— Ты очень добр, Чарльз, но со мной все нормально.
Даже не знавшая его Мейзи видела — это не так.
— Где ты купил картину, Дон? В каком месте?
— Кажется, в Мельбурне. В отеле «Хилтон», напротив поля для крикета.
В отелях продают картины местных художников, но таких, как Маннингс, крайне редко.
— В вестибюле к нам подошел человек… — вспоминал Дональд. — Вскоре он принес ее в наш номер… Она из галереи, там мы ее впервые увидели…
— Какая галерея?
Задумался, стараясь вспомнить.
— Что-то вроде художественного музея.
— Может, что-нибудь написано на корешке чековой книжки?
— Фирма, с которой вел дела по продаже вина, заплатила. Вернувшись, выслал им чек.
— Какая фирма?
— «Монга вайнярд пропрайетари лимитед». Из Аделаиды и Мельбурна.
Все записал.
— Как выглядела картина? Можешь ее описать?
— Из серии «Перед стартом». Типичный Маннингс, — устало ответил Дональд.
— И у меня была такая, — удивилась Мейзи — Длинная вереница жокеев в спортивной форме на фоне темнеющего неба.
— На моей всего три лошади.
— Жокей на переднем плане картины был в фиолетовой рубашке и зеленой шапочке, — сказала Мейзи. — Когда-то мы с Арчи мечтали, что купим лошадь, станем ходить на бега, решили сделать своими цветами фиолетовый и зеленый.
— Дон?
— А, да… Три гнедых лошади в легком галопе… в профиль… одна спереди, две чуть сзади. На наездниках яркая одежда. Точно не помню, какого цвета. Белая ограда, много солнечного неба.
— Какой размер?
— Не очень большая. Шестьдесят на сорок сантиметров.
— А ваша, Мейзи?
— Немного меньше, голубчик.
— Слушай, — сказал Дональд, — чего ты добиваешься?