Услышав приговор, вынесенный судом Лос-Анджелеса высшей инстанции, Гарбен поклялся, что не умрет в газовой камере. Что угодно сделает, но в камеру его не отправят. Похоже было, он сам в это верил. Думаю, действительно верил, потому что ему это в самом деле удалось.
Еще до вынесения приговора надзиратель нашел его в камере с перерезанными венами на запястье. Кровь лила ручьем, но у Гарбена оставалось еще достаточно сил, чтобы как следует обложить надзирателя.
Накануне своего перевода из тюрьмы в Сан-Квентин Жюль огорошил всех заявлением о том, что в его распоряжении есть документы, которых достаточно, чтобы губернатор штата, мэр Лос-Анджелеса, высокопоставленные судейские и полицейские чиновники города полетели со своих постов вверх тормашками. Никто ему по-настоящему не поверил, но какой-то репортер городской газеты тиснул об этом заметку, и кое-какой шум все-таки поднялся.
В свою последнюю ночь в тюрьме Жюль потребовал свидания с капитаном Филом Сэмсоном из Центрального полицейского управления и заявил, что готов отдать все бумаги, фотографии, магнитофонные ленты, словом, все компрометирующие материалы, которыми он, по его утверждению, располагал. Но передаст он их лишь мне, Шеллу Скотту, и никому другому. Сэм согласовал это со своим начальством, и я вошел в группу полицейских, сопровождавших Гарбена, но не только потому, что на этом настаивал Жюль, а потому, что Сэм – мой большой приятель, да и арестовали Жюля с моей подачи. Мы понятия не имели, что было на уме у Гарбена. Полагали, что весьма возможно, он просто волынку тянет, сочиняя небылицы, или совсем сбрендив, решил, что ему удастся сбежать от нас, а может он решил свести со мной счеты. Но чем черт не шутит, вдруг он говорил правду? Конечно, все было не так. Но тогда мы этого не знали.
Во всем этом деле были две странные детали: во-первых, он не хотел сказать нам, где были спрятаны эти материалы, а должен был сам привести нас на место; во-вторых, он потребовал, чтобы ему разрешили надеть его щегольской черный костюм, рубашку со стоячим воротником и все прочие причиндалы. В последний раз, как он выразился. Это была та цена, которую он требовал за сдачу своих материалов. Тогда мы не могли понять, зачем ему это нужно. Потом, разумеется, нам все стало ясно.
Сэм, я и шесть хорошо вооруженных полицейских вывели Гарбена из тюрьмы. Мы не знали, куда лежит наш путь, но жил он в фешенебельном отеле "Голливудская корона" на Голливудском бульваре, в роскошном номере на верхнем шестнадцатом этаже. Именно туда мы и направились.
Когда мы подошли к самым дверям этих апартаментов, Сэм ухватил Гарбена за плечо и прорычал:
– Гарбен, если все это туфта...
– Никакая это не туфта, ищейка. – Серые глаза Гарбена были холодны, как лед, выражение лица таким же гнусным, как всегда. – Все, что вам нужно, находится здесь.
Сэм посмотрел на него своим немигающим взглядом.
– На всякий случай хочу сообщить тебе, что мы здесь произвели тщательный обыск.
– Ну, еще бы. А искали вы в спальне под ковром? А в самом ковре?
По выражению лица Сэма я понял, что счет стал 1:0 в пользу Жюля, а может быть, и 2:0. Роль свою Жюль, надо сказать, играл отменно.
Рассмеявшись, Гарбен вырвал свою руку у Сэма и через гостиную направился в спальню. Все мы гурьбой устремились за ним. Жюль в сопровождении двух полицейских подошел к окну, из которого открывался великолепный вид на залитый огнями ночной Голливуд. Жюль нагнулся, вытащил край ковра из-за плинтуса и стал пятиться назад, волоча тяжелый ковер за собой.
– А ну-ка, сойдите с ковра, фраера поганые, – как всегда, любезно произнес он.
Вся эта процедура нас очень заинтересовала. Мы уже понемногу стали верить, что он говорит правду. Мы смотрели на него, не двигаясь. Он бросил ковер посередине комнаты и нагнулся, будто отыскивая что-то на полу. Внезапно он ринулся к ближайшему окну. Все мы были захвачены врасплох. Гарбен вскочил на подоконник, разбил стекло и ринулся вниз. Остановить его было невозможно; он перехитрил нас, перехитрил газовую камеру, но, быть может, в последнюю долю секунды пожалел об этом. Потому что он закричал.
Это был короткий хриплый вопль, он тут же смолк, но секундой позже возобновился на еще более высокой ноте и стал быстро затухать. Так он летел вниз и кричал, кричал. Лишь смерть прекратила этот крик. Мы находились на шестнадцатом этаже.
Я видел, как он ударился о землю.
Гарбен бросился к окну так стремительно, что я не успел ему помешать, зато я первым оказался у разбитого окна. Я выглянул и посмотрел вниз. Гарбену оставалось пролететь еще два этажа. Он ударился о землю, тело его подскочило. Даже отсюда, с шестнадцатого этажа, я услышал слабый стук тела и увидел, как хлынула кровь.
Несколько секунд все молчали.
– Будь я проклят! – в сердцах прошептал Сэмсон.
Когда мы спустились на бульвар, вокруг изуродованного окровавленного тела уже собралась толпа. Послышалась сирена приближавшейся санитарной машины. Манжеты рубашки Гарбена были красными от крови, как и в тот раз, когда он избивал меня в туалете.