Квартира 155 почти сразу отпала: прежние хозяева как раз вскоре её продали, новые вселяться не спешили, сдавали в наём — нелегальные жильцы-наниматели, естественно, ни во что не вмешивались. Скопцовы, супруги-пенсионеры из самой крайней к выходу 157-й квартиры, поначалу активно возмущались захватом и подписывали все бумаги, но вскоре осознали-поняли, что их-то хата совершенно с краю, да притом все оставшиеся четыре коридорных окна и батареи аккурат расположены напротив двери их квартиры, так что стоит ли из-за чужих печалей нервы жечь…
Кто бросит в них камень?
Хозяин 156-й однокомнатной квартиры, Виктор Дьячков (по иронии судьбы — однофамилец бравого бранд-майора), безоговорочно, яростно и изначально был против всех и всяческих перегородок, да и вообще против всех Ульяновых-Сыскуновых и прочих новоявленных новорусских буржуинов: от классовой ненависти он даже говорить спокойно не мог — его трясло. Но, к сожалению, он вместо правой ноги имел инвалидность 2-й группы и по судам таскаться, естественно, не мог.
Жильцы 84-й квартиры, семья Рюриковых из 4-х человек, так же, как и мы, волею судьбы оказались в положении ближайших соседей торгашей-захватчиков, в роли самых утеснённых, так что мать семейства, Валентина Ивановна, стала, особенно на первых порах, моей самой действенной помощницей. Основные же тяготы лидера борьбы за «коридорный суверенитет», увы, мне пришлось взять на себя. Как будто мне делать больше было нечего!
Пора, впрочем, переходить, наконец-то, и к самому суду. Назначен он был на 9 марта 1999 года. Меня и Валентину Рюрикову пригласили, честь по чести, повестками в качестве заинтересованных лиц. Спал я в ночь перед этим первым в своей жизни судом дурно. К зданию бывшего горкома компартии, в котором при демвластях расположились два районных суда (на фасаде лозунг «Слава КПСС!» сменили на — «Слава труду!»), я прибыл чуть не за полчаса. Опытные знакомые предупреждали, что ответчица даже и не подумает явиться, так как понимает проигрышность дела, ей важно потянуть время и помотать нервы соседям, а штраф за неявку на суд в 100 рублей (эквивалент литра водки!) для них, «новых русских», смешон как анекдот.
И, действительно, заседание суда сорвалось. К 10:00 собрались: представитель МПЖХ-3 (знакомая нам инженер Лоскутова), некий молодой человек из департамента жилищно-коммунального хозяйства мэрии (чего я никак не ожидал), заинтересованные лица (проще говоря — мы, утеснённые соседи) и… г-жа Ульянова! Не явился же, как ни странно, истец, то есть — представитель администрации Ленинского района. Судья Л. В. Чабрецова попыталась разыскать его по телефону — безуспешно.
Между прочим, эта самая судья Чабрецова будет играть в нашей документально-правдивой судебной истории одну из главных ролей, так что подчеркну: она мне с первого же взгляда не очень понравилась — суровая не по годам, неулыбчива я, сухая женщина. Впрочем, среди служителей Фемиды за всё время тяжбы я вообще не видал улыбчивых людей! Это у них, вероятно, профессиональное.
Симпатий у меня к судье Чабрецовой не прибавилось особенно после того, как на мою робкую просьбу в самом начале первого заседания (когда только-только начали выяснять, кто явился на суд, а кто нет), мол, нельзя ли включить диктофон, она безапелляционно отрезала: нет!
Ни хрена себе, подумал я, вот тебе и хранительница законов! Я тогда Гражданский процессуальный кодекс (ГПК) ещё в глаза не видывал, но из газет прекрасно знал, что есть в нём статья по этому поводу. Я её потом отыскал — статья 10 «Гласность судебного разбирательства», часть 7-я которой гласит:
7. Лица, участвующие в деле, и граждане, присутствующие в открытом судебном заседании, имеют право в письменной форме, а также с помощью средств аудиозаписи фиксировать ход судебного разбирательства…
Естественно, я не стал добиваться пояснений от Л. В. Чабрецовой, почему она не в ладах с законом — стоило ли с самого начала портить отношения с суровым судьёй? К тому же, как я успел заметить, в канцелярии суда, в приёмной кабинета судьи компьютеров и в помине не было, стоял треск даже не электрических, а допотопных пишущих машинок типа «Башкирия». Ей-Богу, я почти всерьёз решил-подумал, что Л. В. Чабрецова, может быть, вообще не знает, что такое диктофон и спутала его с каким-нибудь мегафоном…
Короче, заседание суда отложили в тот раз до 12 марта. Не знаю, был ли г-н Немчуров оштрафован на эту страшную сумму в сто рублей, но на следующее заседание его представитель явился-таки как штык. В 12:00 секретарь суда пригласила нас всех в кабинет, мы прошли, чинно расселись вдоль стен.