И с вежливой интонацией в голосе обратился к Фрэнсису:
— Не заставляйте нас бить вам морду, мистер, — отцу это не понравится…
— Думаете, меня это обрадует?
Руэд опять вмешался:
— То, что мы думаем — не ваше дело! И все равно пойдете с нами либо добром, либо по принуждению!
— Думаю, что это будет не так просто!
— Сейчас посмотрим!
Не обращая внимания на прохожих, Руэд хотел уже было наброситься на Бессетта, но старший брат, выставив кулак, остановил его и проворчал:
— Как вы невоспитанны, Руэд! Я сожалею, что взял вас с собой… Мистер Бессетг, отец хотел поговорить с вами о Морин.
— В таком случае, идемте.
Шон посмотрел на младшего брата.
— Ну что? Так-то лучше!
Идя между Шоном и Руэдом, Фрэнсис казался себе если не малышом, то, во всяком случае, — человеком очень среднего телосложения. Навстречу им попались Клайв Лимсей и Джошуа Мелитт. Бессетт приветствовал их, а они — его, не скрывая удивления, которое у них вызвали его спутники. Шон спросил:
— Кто это?
— Мой патрон.
Здоровяк кивнул головой.
— Похоже на то…
Оказавшись на пороге комнаты, в которой все семейство О'Миллой ожидало его прихода, Фрэнсис вспомнил о последнем воскресном вечере. Неужели и эта встреча окончится в полиции? На главном месте за столом сидел Пэтрик О'Миллой, изображая достоинство, которое вовсе ему не шло. Рядом с ним Бетти мяла полу белого фартука. Сидевшая на стуле Морин рассматривала носки своих туфель и даже не подняла головы, когда он вошел. Лаэм мял в руке сигарету. Молли и Шейла вязали свитера для своих женихов и делали вид, что происходящее их не интересует. Шон слегка подтолкнул Бессетта вперед.
— Вот он…
Руэд закрыл дверь и, скрестив руки, прислонился к ней. Бессетт подумал о ловушке, но присутствие Морин и Бетти придавали ему спокойствие.
— Садитесь!
Это сказал Пэтрик. Шон поставил стул и, взяв Фрэнсиса за плечи, усадил его. О'Миллой поднялся.
— Мистер Бессетт, я не люблю англичан…
— Знаю, мистер О'Миллой, знаю…
— Я бы даже сказал, что ненавижу их!
— И совершенно напрасно, мистер О'Миллой.
Шон сунул под нос Фрэнсису свой огромный кулак и посоветовал:
— Постарайтесь относиться к отцу с уважением, иначе…
Бетти встала с места.
— Значит так вы, Шон, чертов ирландец, соблюдаете законы гостеприимства?
О'Миллой обернулся к жене.
— Замолчите, Бетги!
— Я не позволю позорить свой дом!
— Вы говорите со мной непочтительно, Бетти!
— Вначале вы научитесь уважать свой дом и тех, кто в нем живет, Пэтрик О'Миллой, ирландский дикарь!
— Бетти! Я не хотел сердиться. Я даже продумал, что бы такое хорошее сказать этому молодому человеку, а вы заставили меня утратить равновесие… и я все позабыл. Вы думаете, что поступили разумно и должным образом исполнили обязанности матери и супруги?
— Говорите же то, что вы должны были сказать, и не болтайте лишнего!
Пэтрик сначала разразился ругательствами, собранными по всей Ирландии, потом поискал, что бы можно было разбить, но ничего не нашел, наконец сел и со злостью развязал давивший ему галстук. Выругавшись еще два или три раза, он успокоился и обернулся к Бессетту, который ожидал конца бури.
— Мистер Бессетт, я не люблю англичан…
Бетти опять запротестовала:
— Вы повторяетесь, Пэтрик О'Миллой!
— Замолчите же, черт побери! Но, мистер Бессетт, моя ненависть к англичанам — ничто по сравнению с любовью к моим детям. И я не могу видеть, как кто-то из них страдает, особенно, если он несчастен из-за какого-то англичанина!
Морин подняла голову.
— Отец, я вовсе не несчастна, и не стоит при чужом человеке говорить о наших чувствах!
— Это не ваше дело, Морин! И если вы еще раз вмешаетесь в разговор без моего разрешения, я попрошу Шона закрыть вас в комнате! Мистер Бессетт, когда вы пришли ко мне в тюрьму просить руки Морин, меня едва не хватил удар! Я постарел на двадцать лет, когда узнал, что, несмотря на хорошее воспитание, моя единственная дочь решилась на такой поступок. Но я — беззащитный старик, мистер Бессетт, и у меня слишком доброе сердце. Я очень много натерпелся в жизни… Если бы тридцать лет назад я проявил бы больше твердости, то не попал бы в сети хитрой англичанки, которая воспользовалась моей ирландской наивностью.
Бетти медленно встала, и все перестали дышать. Она заговорила без злости, торжественным голосом:
— Перед нашими детьми, которых вы похитили у истинной веры, вы смеете измышлять, что я была непорядочной девушкой, когда мы познакомились?