— Нет. Просто я уверен, что Понсе знал убийцу и не захотел назвать мне его имя. Очевидно, преступление было совершено из предосторожности…
— Пройдемте в приемную, Шарль.
Когда мы вошли, Мишель сказала:
— Поймите, Шарль… Я не могу себя заставить бросить Пьера. Он любит меня уже очень давно… Вы ведь заметили, какой он бесхарактерный. Что с ним будет, если я его сейчас оставлю.
— Мне кажется, что вы забываете еще об одном немаловажном аргументе — вы его любите.
— Возможно, да. Кроме того, после смерти несчастного Понсе я чувствую себя такой одинокой, что мне просто необходимо на кого-то опереться.
— Вы думаете, Пьер Вальер станет вам надежной опорой?
— Будьте снисходительны и дайте мне возможность заставить себя в это поверить.
Стараясь изменить тему, она сказала:
— После смерти Понсе мне кажется, я готова согласиться с официальной версией о том, что мой отец убил мачеху и покончил с собой. Понимаете, если раньше мне было только стыдно, то сейчас — просто страшно. Раз убили Понсе, почему им не попытаться убить и меня?
— Они не станут этого делать по многим причинам. Во-первых, вы отсутствовали в вечер преступления, во-вторых, вам не известно, кто знал о двадцати миллионах, лежащих в сейфе вашего отца, и, наконец, в-третьих, потому, что вы, похоже, не знаете кто такая Изабель.
— Но если Изабель существовала, мало того, была близко знакома с родителями, то обязательно нашелся бы кто-то, кто бы ее знал!
— Может быть, все-таки вы ее знаете?
— Я клянусь…
— Есть еще одна версия: ваша мачеха называла Изабель человека, у которого в жизни было совсем другое имя…
Мишель посмотрела на часы, стоящие на камине.
— Извините, но скоро прийдет Пьер, — мы собирались поужинать в Монрон.
— Не стану вам больше надоедать… Единственное, о чем бы я хотел еще упомянуть, так это о моем разговоре с мадам Вальер.
— Что же это был за разговор?
— Это неприятно вспоминать… Скажем, она… рассказала о причинах перемены решения о вашем браке с ее сыном.
— Не утруждайте себя перечислением этих причин, я их сама хорошо знаю: просто мадам Вальер поняла, что я не осталась без приданого. Но ведь я выхожу замуж не за Жермен Вальер, а за ее сына.
— Вчера вечером на Пилате вы рассуждали по-другому.
— Кажется, я наговорила много глупостей… Наверное, я просто опьянела от свежего воздуха.
— Похоже на то, если судить по сегодняшнему дню. Могу я позволить себе дать вам один совет? Остерегайтесь свежего воздуха, мадмуазель, поскольку глупости, о которых вы так легко сейчас сказали, кто-то может воспринять всерьез и… и потом страдать от них.
Ей стало неловко.
— Если это так, прошу вас простить мне, месье комиссар.
— Вам не за что просить прощения. Просто, я — глупец. До свидания, мадмуазель…
Я вышел от Мишель с тяжелым сердцем и, чтобы как-то успокоиться, решил зайти к моей старой знакомой Леони Шатиняк, в обществе которой жизнь казалась мне удивительно простой.
Леони была на кухне и мыла посуду.
— А, это ты, малыш? Если ты рассчитывал на ужин, то немного опоздал! Мне почти нечего тебе предложить!
— Спасибо, я не хочу есть, Леони.
Она посмотрела на меня с подозрением.
— Взгляни-ка мне в глаза! Ты странно выглядишь. У тебя тяжело на душе?
— Немного.
— А почему, могу я знать?
— Потому что недавно я беседовал с одной разумной и богатой девушкой, которая влюбилась в ничтожество, рвущееся только к ее деньгам, и, главное, что она об этом знает!
— Может быть, она не так уж умна, как ты думаешь? Итак, ты приревновал Мишель к Пьеру?
— Может и так.
Леони поцеловала меня в обе щеки.
— Не стоит переворачивать себе душу из-за девушек, малыш! Ты же хорошо знаешь, что самая лучшая из них иногда может ничего не стоить? Эти Вальеры — неприятные люди. Мать — настоящая мегера, сын — полное ничтожество. Жюль — просто старый дурак, которого жена всегда водила за нос. Поверь, что я желаю самого лучшего твоей мадмуазель, но не понимаю, зачем люди сами бегают за своей бедой, а поймав за хвост, никак не могут ее отпустить. Поверь твоей старой Леони: забудь о Мишель.
Когда я уже выходил, она крикнула мне вслед:
— Черт возьми! Ты говорил о Жермен Вальер, и я вспомнила: когда Жермен была маленькой, ее мать, неизвестно почему, называла ее Изабель.
Глава 6
В это воскресное утро я проснулся с тяжелой головой. Всю ночь я ворочался в постели, будучи не в состоянии понять поступки Мишель. Ведь я же не выдумал нашу прогулку по Пилату и вечер в Ля Жасери. Почему тогда она мне солгала? Наверное Леони была права, когда говорила, что не стоит переживать из-за женщин.