- С меня этих глупостей достаточно, - пробормотала она, стряхивая грязь с одежды и приглаживая волосы. - Лучше ничего такого не знать, уж можешь не сомневаться.
- Что ты видела?
Рапсодия покраснела.
- На самом деле я ничего не видела. Все происходило на чувственном уровне.
- В таком случае, что ты почувствовала? Возможно, это важно, раздраженно настаивал Акмед.
- Ну, скажем так: на этом месте Гвиллиам и Энвин... ну... скрепили свой союз.
- Повезло тебе, - фыркнул Акмед.
- Как ты сказал? - смущение уступило место ярости.
- Тебе повезло, что мы не взяли с собой Грунтора. Будь он с нами, тебе не удалось бы... почувствовать все до конца, хотя его изысканные комментарии наверняка бы нас порадовали.
- Уж не сомневаюсь. Могу я рассчитывать на то, что ты не станешь болтать о случившемся?
- Возможно. В спальню пойдем?
Рапсодия сжала кулаки, несмотря на то что понимала - Акмед не всегда правильно выбирает слова.
- Ты хочешь сказать, что нашел королевскую спальню?
- Именно.
- Хорошо, - выдохнув, проговорила она. - Давай отсюда выбираться, пока еще что-нибудь не случилось. Энвин и Гвиллиам были женаты очень долго. Я предпочитаю держаться подальше от места, где они резвились после того, как придворные расходились по домам.
- Если хочешь избежать еще одного эфемерного сексуального переживания, тебе нужно посмотреть на их спальню.
Спальня была построена с таким же размахом, как и весь остальной Канриф, но состояла из двух абсолютно раздельных помещений, великолепно отделанных и украшенных, но холодных и безжизненных.
Одну из спален украшали камин и сводчатое окно, вырезанные в той же скале, что и внешняя стена Большого Зала. Окно потеряло форму и потускнело со временем, но по-прежнему оставалось целым. Из него открывался великолепный вид на степи, переходящие в Кревенсфилдскую равнину.
Над камином красовался фамильный герб, выполненный с мельчайшими подробностями и деталями. На переднем плане напротив друг друга располагались стоящий на задних лапах свирепый лев и грифон, над головами которых сияло две звезды. На заднем фоне была изображена Земля и дуб с могучими корнями. Рапсодия видела такой на монетах Серендаира.
- Герб сереннских королей? Акмед кивнул.
- Теперь я понимаю, почему они не слишком ладили, - проговорила Рапсодия.
- И почему же?
- Гвиллиам расположил символ своей власти на самом видном месте, прямо напротив брачного ложа, словно хотел продемонстрировать Энвин, что не слишком уважает ее происхождение. И ему плевать на то, что она по этому поводу думает.
- В соседней комнате над камином она поместила собственный герб. Дракон на страже своих владений.
- И тем не менее, если они делили постель, его герб постоянно оставался на виду, а ей приходилось на него смотреть. Выходит, они не использовали брачное ложе по назначению. Будь я гордым существом, наполовину драконом, который не слишком уютно чувствует себя в облике человека, вряд ли мне понравилось бы ночь за ночью заниматься любовью в комнате, где постоянно на глаза попадается фамильный герб, напоминая о том, что я не имею к нему никакого отношения.
Глядя в пол, Акмед улыбнулся и покачал головой, а потом повернулся к камину:
- Я рад, что прошлый опыт не повлиял на твое отношение к сексу, Рапсодия.
У противоположной стены они заметили изголовье кровати, вырезанное из сине-черного с золотистыми прожилками мрамора. Рядом, на полу, лежала лесенка, засыпанная кучей мусора и истлевшими тряпками.
- Как ты думаешь, кровать просто сгнила? - спросила Рапсодия.
- Ну, судя по тому, что ты сказала, - рассмеявшись, заявил Акмед, она не могла воспламениться от их страстных объятий. Полагаю, она стала жертвой времени. А почему ты спрашиваешь?
Рапсодия начала тихонько напевать, пытаясь уловить необычное ощущение, которое у нее возникло, когда она смотрела на то место, где в былые времена стояла кровать. Через несколько мгновений она посмотрела Акмеду в глаза и спросила:
- Ты ничего не чувствуешь?
Он на секунду сосредоточился, но потом покачал головой:
- Нет. А ты?
Рапсодия снова перевела взгляд на пол:
- Кажется, кровь.
Лицо Акмеда потемнело, но голос продолжал звучать ровно:
- Ничего.
- Хочешь, я попытаюсь разобраться? - спросила она, и Акмед кивнул. - В таком случае, давай договоримся сразу. Если я буду не в силах выйти из транса, ты вмешаешься и остановишь меня.
- Я могу тебя отсюда вынести. Только не знаю, поможет ли это.
- Валяй, - серьезно проговорила Рапсодия. - Ты же знаешь, как я люблю, когда меня таскают на руках.
- Ладно.
Она снова закрыла глаза и сосредоточилась на мелодии-ключе, той самой, которая в музее помогла ей понять, что представляет собой кольцо. Перед ее мысленным взором возникла картинка: на постели лежит мужчина, у которого под необычным углом вывернута шея. Рядом с ним, закрыв лицо руками, сидит другой мужчина в льняном одеянии, украшенном золотым шитьем.
На лбу Рапсодии выступил пот, когда ее окатила волна чувств, пережитых здесь многие века назад, - одиночество, вина, предательство, гнев и боль. Они стиснули ее удавкой такого невыносимого страдания, что она начала задыхаться.
- Пойдем отсюда, - обратилась она к Акмеду. - Я не понимаю, что здесь произошло. Скорее всего, нам не дано узнать это никогда, но теперь я понимаю, почему сама гора источает вонь разложения. Животная страсть, утоленная прямо на полу Большого Зала, смерть на королевском ложе, король, ушедший из жизни в библиотеке, - какими же чудовищами были эти люди! Фирболги тут совершенно ни при чем. Канриф пропитан злом, рожденным деяниями намерьенов.
Акмед рассмеялся:
- Я мог бы и сам тебе это сказать. Но прежде чем мы отсюда уйдем, я хочу, чтобы ты еще кое на что взглянула.
Спальня Энвин оказалась такой же громадной и пустой, как и спальня Гвиллиама, только изголовье ее кровати, сделанное из золота, крепилось к стене. Лесенки нигде не было видно - возможно, она стала добычей какого-нибудь счастливчика после того, как намерьены покинули Канриф.
Когда-то камин украшала позолота, но сейчас от нее осталось лишь воспоминание. Рапсодия принялась разглядывать каменный барельеф, изображавший сурового дракона, охраняющего свои владения.