Человек избавления. Переднеазиатская (алародийская, арменоидная) раса
<…> «Прирожденный еврей еще сам должен сделать из себя еврея» (Велльгаузен). Быть «хорошим евреем» значит, собственно, также осилить и изучить огромный материал религиозных знаний еврейской чеканки и впитать его в себя. Кажется, что в еврействе сознательно развивается и культивируется особая черта, которая, вообще-то, не является исключительно еврейской, а представляет собой черту стиля людей определенного типа, встречающихся как в среде еврейства, так и вне этой среды <…>
<…> Речь идет о черте т. н. «одухотворенности», которой чуждо все эмоциональное и телесное и которая стремится избавиться от него или преобразовать в «духовное».
Мы поставили в данном случае слово «дух» в кавычки, чтобы подчеркнуть, что это слово здесь должно пониматься в совершенно особом смысле, а именно только в смысле людей этого типа. Есть также нордический, средиземноморский, пустынный дух, но люди этих типов не ставят духовные ценности выше всех прочих. Для настоящего нордического человека душа и тело одно целое, которое свободно и мощно развивается, потому что только при полнокровной жизни расцветает здоровый нордический дух. Но эти ценности здоровья и свободных радостей тела вовсе не являются чем-то само собой разумеющимся для людей нового типа, который мы теперь описываем. Для них все это сомнительно и на последней ступени возвышения должно быть даже отнесено к разряду негативных ценностей, если душа этого типа стремится превратиться в «чистый дух». Дух для нее не есть нечто, свободно исходящее изнутри для того, чтобы понять мир, сразиться с ним и подчинить его своим законам: это нордический способ духовного творчества. А для человека переднеазиатского типа дух это нечто, действующее на него снаружи и устанавливающее для него незыблемые законы. «В начале было слово». Дух это слово, а слово есть буква, а буква нечто неподвижное, неизменное. Задача человека «поглотить» книгу, т. е. настолько впитать в себя установленные в ней законы, чтобы ими было пронизано все внутреннее, все живое до конечной стадии окостенения. Только дух должен жить, поглотив всю остальную жизнь. Для нордического человека здесь необъяснимое противоречие: оправдывать существование только неподвижного, чуждого всему, что мы называем жизнью. И всякое «откровение» в смысле людей пустыни (т. е. протосемитов) застывает в буквах закона, как только попадет в руки людей этого типа.
История народов, у которых преобладали кровь и дух этого типа, дала ряд типичных образов, которые, несмотря на очень различные способы проявления, все имели целью подобную «одухотворенность». Аскет, который во всем многоцветии жизни видит лишь соблазн к нарушению закона, а в телесных мучениях средство умерщвления плоти, ведет совершенную, святую жизнь в описанном стиле. Ступенькой ниже него стоит толкователь закона. Он выступает во множестве форм, кончая заучившимся маленьким учеником хедера, который к четвертому году обучения за буквами уже не видит солнца. Современная жизнь породила среди живущих в Европе евреев бесчисленные эрзац-формы такой «одухотворенности». Одна из них отчужденная от природы «чистая» интеллектуальность, другая беспокойное копание в самом себе по инструкциям популярных психоаналитических брошюр фрейдистской школы эрзац-путь для бездуховных людей, сулящий избавление без принесения в жертву плоти <…>
<…> Из этой тяги к одухотворенности возникает и беспокойная жажда знаний, стремление вечно учиться: для человека этого типа ничто не просто, ничто не разумеется само собой, поэтому ему трудно во что-либо сразу же поверить. Он поверит лишь тогда, когда другие соединятся с ним в сообщество, и все они будут подчиняться одному закону. Доверительные отношения с людьми из чуждого мира почти невозможны <…>
<…> Но в жизни всегда остается то, что по сути своей не может быть духовным «плоть». Противоречие между «духом» и «плотью» лежит в основе всех переживаний людей этого типа. У отдельных личностей оно тем сильней, чем больше той или иной личностью владеют законы стиля. Если в душе этого типа живет творческая искра, она служит стимулом творческого беспокойства <…>