Если они ловили мой взгляд, то быстро опускали глаза и отворачивались. На первых порах в их поведении не было жестокости. Они как будто «тестировали» реакции друг друга. Проверяли, кто даст слабину. За кого другие заступятся, а кого оставят в одиночестве. Один, проходя мимо, вроде бы ненароком пихнул Сережу плечом. Другой нечаянно сбросил портфель со стола.
Отпора со стороны сына не последовало.
Жаловаться он стал не сразу. Я тоже вовремя не насторожилась. Слишком много было тревог по поводу учебы и налаживания нашей новой жизни.
На продленке Сережа домашнюю работу не делал. Я и не надеялась, что он сможет там выполнять задания, ведь поначалу он нуждался в постоянной помощи со стороны взрослого. Так что к заданным урокам мы приступали вечером, когда приходили домой.
Я сумела наладить домашний быт так, чтобы времени на приготовление пищи для семьи требовалось немного. Все блюда старалась готовить в духовке, потом в мультиварке.
Чтобы не нужно было помешивать суп, убирать пену или беспокоиться о пригоревшей каше. Справляться с домашними хлопотами как-то удавалось.
Выполнение уроков начиналось с разбора задания, осмысливания поставленной задачи, разделения ее на этапы.
Каждый этап выполнялся отдельно.
Самостоятельности у Сережи не было. Совсем. Степень взаимодействия напоминала работу с тьютором. С той только разницей, что ручку в руке он держал сам. Писал задание в тетради тоже сам, без чьей-либо помощи.
Но приходилось подсказывать каждый шаг.
Трудности переносились тяжело. Стоило возникнуть малейшему препятствию или непониманию, как начиналась истерика.
Зная «особенности» сына, я первым делом пыталась его успокоить. Это было самое трудное и важное условие решения проблемы. Необходимо было убедить его, что «все получится, надо успокоиться, ты же знаешь».
Я не пыталась что-то объяснять, пока он не переставал кричать и плакать. Только после этого мы заново начинали раскладывать задание на составные части. Сначала казалось, что все безнадежно. Что он никогда не поймет принцип решения задач или правила орфографии.
Но… все получалось.
Это было неожиданностью. Даже каким-то чудом.
Со временем рецепт «остановиться и успокоиться» вошел в привычку, сын поверил в то, что получится ВСЕГДА, что проблемы преодолимы.
Справляясь с трудностями в обучении, я начала с тревогой замечать, что в классе сын находится в недоброжелательной среде. Во многом этому способствовало неформальное лидерство двух одноклассников Сергея.
От родителей начали поступать жалобы, что Саша Компотников и Матвей Злобин обижают того или иного ребенка. Оба мальчика росли в семьях, в которых, вероятно, процветало домашнее насилие.
У Компотникова в семье главным способом воспитания был отцовский ремень (мама при встречах на родительском собрании не отрицала этого, даже гордилась).
Мать Матвея Злобина воспитывала сына одна. В каких условиях рос ребенок, неизвестно. Но, судя по надменному и холодному взгляду, ему явно не хватало участия и теплоты.
Одновременно с этим в обществе стали происходить процессы, которые я не сразу смогла понять и осмыслить.
Столкновение с жестокостью детей в отношении сына выступило лакмусовой бумажкой, химическим реагентом, запустившим в моем сознании это прозрение. Я поняла, что сформировался новый социальный пласт, которого почти не существовало в советском и постсоветском пространстве.
В СССР общество делилось на несколько социальных слоев. С одной стороны – рабочие и колхозники. С другой – служащие и интеллигенция (врачи, учителя, инженеры, научные работники). В состав служащих входила номенклатура (люди, являющиеся партийными лидерами, которые имели привилегированное положение и доступ к разного рода благам).
Все эти слои объединяла некая «идейная канва», так называемая ценностная линия, которая заключала в себе незыблемые правила: «все должны работать», «уважай старших», «нельзя обижать младших» и т. д.
После перестройки старые представления стали уходить на задний план, на их место пришли новые идеи и смыслы. Сформировалось общество потребления. На поверхность вышли другие лозунги: «деньги не пахнут», «пусть весь мир подождет», «подумай о себе». Появился социальный класс «мелких лавочников» – владельцы частного бизнеса, менеджеры, работники торговли, ведущие серую бухгалтерию, не платящие налоги и придерживающиеся философии «своя рубашка ближе к телу». Создались социальные условия для того, чтобы эта часть людей стала «выпуклой», определяющей общую нравственную атмосферу. На мой взгляд, именно такие семьи и их дети стали основой той беды, в которую попал мой сын. Повышенная приспособляемость этой группы людей к меняющимся условиям жизни и моральным ценностям, нежелание иметь собственную точку зрения стали причиной того кошмара, в котором мы оказались.