– А тебе его внезапно стало жалко? – Андрей отпустил ее руку. – Ты, наверное, забыла, что он делал с тобой? Во что хотел превратить? Теперь ты еще скажи, что он хороший и его не надо обижать!
– Да дело же не в нем! Не в нем! Как же ты не понимаешь! – слезы брызнули из глаз. – Дело – в тебе!
– Какой сегодня удивительный день, – совершенно спокойно сказал Андрей. – Я бы никогда не подумал, что Димка уйдет из «Пирамиды». Я бы никогда не подумал, что ты будешь защищать Фила, и…
– Я его не защищаю! Я не… – Катя не знала, как ему объяснить. – Я боюсь за тебя.
– О, опять, – усмехнулся Андрей, – последний аргумент? Димка вот все тоже о том, что это не безопасно… Посмотри на меня Катя, – он резко притянул ее к себе, она вскрикнула, – посмотри… Год назад я думал, что моя жизнь образец безопасности. Еще за пять минут до того, как я поперся к той поляне, любой бы поклялся, что мне ничего в этой жизни не угрожает, и вот результат. Вся наша жизнь, Катя, сплошной риск. Вся.
– Я не знаю, как тебе объяснить, что я чувствую… но я уверена – ты поступаешь неправильно, – Катерина, не мигая, смотрела в его глаза. – Ты любишь меня?
– Люблю, ты же знаешь, - его рука привычно легла на ее затылок, он прикоснулся к ее губам, но не почувствовал ответного поцелуя, – а ты?
– Очень, но Андрей, ради меня, пожалуйста…
Он аккуратно отстранил ее от себя, посмотрел пристально в глаза:
– Вот значит как? Ты хочешь, чтобы я сделал выбор? Это такой… шантаж?
– Нет, – она замотала головой, – но…
– Все, Катя, иди. Сегодня странный какой-то день – все шиворот-навыворот.
– Да, я пойду, – она выскользнула из машины, посмотрела на Андрея просительно, в который раз ожидая, что он сам сделает очередной шаг, и все сразу же наладится, но Андрей сидел, безвольно уронив руки на руль, и смотрел перед собой.
Ей, наверное, не надо было уходить. Лучше бы поругаться до крика, до истерики, а потом помириться, но она испугалась, и стала уговаривать себя, что завтра, на работе, как-нибудь само все наладится: Андрей не умеет долго сердиться, он любит ее, а она – его. Да и утро вечера мудренее…
49
Еще по дороге на работу Катя вспомнила, что сегодня Андрей планировал почти весь день провести в клинике, но она надеялась, что он все же заедет в «Пирамиду», чтобы посмотреть, приехал ли Дима, чтобы поговорить с ней… Но ни один из Гриневых так и не появился ни через час, ни к обеду. Катя позвонила Андрею на мобильный, решив для себя, что сделает вид, будто ничего не произошло, но он не брал трубку. Приходили разные люди, звонили, и Катя, стараясь выглядеть спокойной и собранной, отвечала всем вежливо, что Андрея Олеговича сегодня не будет, а самой хотелось расплакаться: так тоскливо и тошно было без него.
Она все думала и думала о ссоре, и чем больше думала, тем больше аргументов находила в пользу Андрея, все легче и легче оправдывала его, все больше и больше убеждалась, что не права она, и Дима тоже не прав. Ну, в самом деле – Андрей всегда четко знал, что делает, всегда просчитывал все риски, все сделки, заключенные с его подачи, были только удачными. Он знал, что делал, а она – видела только одну сторону медали. Ей так хотелось, чтобы все было замечательно, идиллически-гладко, что она перестала здраво оценивать реальность. Ну что страшного – поругались братья. Всякое бывает, помирятся. Может, раньше они всегда так жили и то, что она, Катя, не застала такого периода, ни о чем не говорит. Зачем она вообще полезла во все это? Зачем? Правду говорят – благими намереньями дорога в ад вымощена…
После обеда она снова позвонила Андрею, а он снова не отреагировал на вызов.
К вечеру она решила, что завтра с утра попросит прощения, обязательно. Но до завтра ждать не было сил, и Катерина снова и снова набирала номер...
***
Утро понедельника получилось таким же бездарным, как и вечер воскресенья. Все валилось из рук, все не ладилось. Андрей чертыхался, разыскивая вещи, которые словно специально прятались от него. Наскоро выпил кофе и полетел в больницу – на обследование. Там сразу, вместе с едва уловимым, но до спазма знакомым запахом лекарств и болезни, снова вернулись так тщательно спрятанные ото всех, от себя страхи и тревоги. У него похолодели пальцы рук, и Андрей, ожидая, когда его пригласят в сверкающий кабинет, чтобы взять все необходимые анализы, сидел и растирал окоченевшие кисти. Но даже вернувшийся страх – иррациональный и оттого еще более мерзкий, не смог изгнать мысли о вчерашних ссорах.