Выбрать главу

— Пожалуйста, ну пожалуйста, ну… — страшно, еле слышно стонал кто-то.

— Я часто хотел умереть, и не мог, Дункан. А теперь я знаю, что Господь хотел, чтобы я жил и страдал, потому что в отношении меня у Него был свой Промысел.

— Разреши мне, Джейми, разреши, — все повторял Джастин.

— «Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти».[42] Знаешь эти слова, Дункан? Это из Откровения Иоанна Богослова. «Ключи ада и смерти»… Господь вручил их мне. Что, страшно тебе, Дункан? Страшно?

«Ну что я здесь валяюсь? — думал Кэшин. — Я погубил Дава, а эти двое пытают человека. Если буду жив, что скажу Синго? Хотя при чем тут Синго? Виллани, Фину, Биркертсу, я же полицейский, в конце-то концов…»

— Господь хочет, чтобы ты понял, что такое боль, боль и страх, Дункан, — говорил Джейми. — Он хотел, чтобы и Чарльз узнал это, после того, что Чарльз сделал со мной. А еще твой друг Робин. Знаешь, я ведь так и не забыл ваших лиц. Говорят, дети не помнят насильников. Некоторые помнят, Дункан, еще как помнят, каждую ночь видят их в своих кошмарах.

Раздался визг, пронзительный визг, полный боли.

— Не бойся, Дункан. Робин вот боялся, и ему повезло, что мы так торопились. И Артур Поллард тоже боялся. Я не знал об Артуре, но в тюрьме Господь свел меня с одним человеком, очень грустным человеком, и он рассказал мне об Артуре.

— Ради бога… О… о… — стонал истязаемый.

— «Поношение сокрушило сердце мое, и я изнемог, ждал сострадания, но нет его, ищу утешителей, но не нахожу, — продолжил между тем Джейми. — И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом».[43] Дункан хочет пить. Джасти, напои-ка его.

Что-то зажурчало, слышно было, как человек кашляет, задыхается.

— Так-то лучше, да?

Тишина.

— Ну все, Дункан, больше не шумишь, да? На свинью ты похож, Дункан. Молишься сейчас или как? Антихристу молишься? Кому ж еще, ты ведь больше никому не умеешь. Вот, Джасти, Господь желает, чтобы ты отправил Дункана в гости к его царю — антихристу.

Кэшин встал на колени, тяжело поднял голову.

Мерцающий желтый свет. На голом каменном алтаре что-то лежало, розовое, перевязанное веревкой наподобие того, как обвязывают кусок мяса перед тем, как пожарить. Кровь текла ручьями.

У алтаря стояли двое. Тот, что поменьше, справа, держал в руке нож, на лезвии которого блестел свет от свечи. Другой, повыше, держал Вэллинза, его голову; Кэшину было видно, что это голова и что мужчина — это был Джейми — держит голову Вэллинза за уши, словно целуя ее…

Нет!

Кэшин потряс головой — это получилось как-то само собой, непроизвольно. Он попробовал выпрямиться. На полу что-то темнело, столбик, нет… или да, столбик с крестом наверху, медным крестом с заостренными концами, но не стрелками…

Нет, не со стрелками.

Что-то вроде ромбов…

Он протянул руку, попробовал взять столбик, но рука не держала, он почти ничего не чувствовал.

И все же он сжал руку, встал и сам удивился — он стоял, сжимая правой рукой столбик с крестом наверху.

Он смотрел прямо на них.

Они не оборачивались. Они его даже не слышали.

— Отправляйся в вечный огонь, Дункан, — произнес Джейми. — Давай отправляй его, Джасти.

— Нет, — сказал Кэшин.

Они обернулись.

Кэшин метнул столбик с медным крестом. Тот просвистел в воздухе. Джастин дернулся, зажав длинный нож в правой руке.

Заостренный конец вонзился ему в горло, прямо в выемку между ключицами, застрял там. Джастин поднес руки к горлу, схватился за столбик, нетвердо отступил на шаг, его левая нога подвернулась, и он упал, растянувшись на холодном мраморном полу.

— Вы арестованы, — слабо произнес Кэшин.

Джейми, все еще держа руками голову Вэллинза, смотрел на Джастина.

— Джасти, — позвал он, — Джасти…

Джейми отпустил голову связанного Вэллинза, упал на колени.

Кэшин видел только его макушку.

— Как же так, Джасти, — монотонно повторял тот. — Как же так, Джасти, дорогой мой, ну как же так, а?

Кэшин двинулся к той же двери, через которую вошел. Казалось, идти до нее долго-долго. Но он все же пересек прихожую, добрался до щитка, щелкнул выключателями.

В гостиной зажегся свет.

Пистолет Дава валялся почти у самых его ног. Он нагнулся, чтобы поднять его, едва не упал, выпрямился, снова нагнулся, подобрал пистолет. Не глядя на Дава, вернулся в часовню, нашел выключатель и там прошел в неф, остановившись метрах в трех-четырех от алтаря.

Джейми склонился над Джастином. Повсюду виднелись лужи крови. Он взглянул на Кэшина и поднялся во весь рост, с ножом в руке.

— Ты арестован, — повторил Кэшин.

Джейми покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Это ты мертв.

Кэшин поднял пистолет Дава, направил Джейми в грудь и спустил курок.

Джейми по-птичьи дернул головой, улыбнулся.

«Промазал, — подумал Кэшин. — И как это получилось?» Он не видел Джейми как следует, пистолет был тяжелый, оттягивал руку.

— Господь не желает моей смерти, — сказал Джейми. — Он хочет твоей смерти, потому что ты забрал моего Джасти.

Он шагнул к Кэшину, занес над головой руку с ножом. Кэшин увидел, как на лезвии сверкнул свет, увидел кровь… Ноги подогнулись, стоять дольше не было сил, он почувствовал, что падает…

Нож и глаза Джейми нависли над ним, совсем близко.

— Ну давай, молись Отцу, иже еси на небесех, — сказал Джейми.

— Отче Наш… — начал Кэшин.

* * *

— Точно не нужна помощь? — спросил Майкл.

— Нет, — ответил Кэшин.

В маленькой легкой сумке лежала всякая мелочь: зубная щетка, бритва, пижама — все, что брат принес ему в больницу. Они ждали лифта, стоя рядом друг с другом, и испытывали от этого неловкость.

— У меня новая работа, — сообщил Майкл. — Небольшая фирма в Мельбурне.

— Вот и хорошо, — рассеянно ответил Кэшин.

Ему все мерещился Дав — как они идут вместе по улице, а потом лицо Дава превращалось в лицо Шейна Дейба.

— Через две недели начну. Так что время у меня пока есть, могу помочь тебе строиться. Правда, я никогда своими руками ничего не делал…

— Да там опыт и не нужен. Просто грубая физическая сила.

Приехал пустой лифт. Они вошли и встали лицом к двери.

— Джо, я вот что хотел спросить, — произнес Майкл, глядя на светившуюся панель на стене. — Я все думаю…

— Чего?

— Пойти туда без оружия. Это же было не самоубийство, нет? Ну то есть…

— Это была несусветная глупость и самонадеянность, — ответил Кэшин. — У меня ведь так всегда.

Виллани ждал в фойе. Он пожал Майклу руку, и они все вместе вышли через раздвижные двери, спустились по пандусу и направились вдоль стены. Погода после сильного дождя разгулялась, в больших рваных разрывах облаков виднелось голубое небо, похожее на ворота в вечность.

— На днях заеду, — сказал Майкл.

— Перчатки купи, — попросил Кэшин. — Самые простые, рабочие.

Рядом с машиной Виллани припарковался Финукейн и вышел им навстречу.

— Привет, шеф, — поздоровался он. — Как самочувствие?

— Прекрасное, — ответил Кэшин.

— Сядь на минутку в машину, — сказал Виллани. — И ты тоже, Фин.

Кэшин сел впереди. Знакомый запах полицейской машины.

— Бледный ты как смерть, — заметил Виллани. — Здесь у них солярия нет, что ли?

— Нет. Знаешь, я тоже удивился.

— Ну и ладно… Вам с Давом здорово повезло — вы прямо как заговоренные. Он выписывается через неделю. Врач сказал, заживает все, как на лобстере.

— На лобстере? — переспросил Финукейн с заднего сиденья. — При чем тут лобстер?

— Не знаю, только он так выразился. Слушай, Джо, что расскажу. Во-первых, Фин добился кое-чего от этого придурка Дейва Винсента. И заметь, по телефону. Фин умудрился заполучить его записную книжку. Ну давай сам рассказывай, Фин.

Финукейн откашлялся.

вернуться

42

Откр. 1: 17–18.

вернуться

43

Пс. 68: 21–22.