Одно из противоядий кумиротворению, разделяющему людей друг от друга и от Бога, - это равновесие слова и молчания. Каждое занятие семинара имени Джона Мейна, на котором Далай Лама комментировал Евангелие, начиналось с молчаливой медитации. Многие участники медитации называли это молчаливым диалогом, диалогом любви - без тех препятствий, которые создают различия слов. Только потом Далай Лама читал Евангелие, комментировал его, а иногда сам задавал вопросы, на которые отвечал бенедиктинский богослов о. Лаврентий Фримен. Из этих вопросов ясно, что Далай Лама захвачен тем, что на Западе назвали "аджорнаменто", осовремениванием языка веры, и искал поддержки в опыте католиков. Таким образом, диалог двух религий становился одновременно диалогом религии с современным умом, не способным путать мифы с фактами. Вот замечательный фрагмент:
"Д.Л.: Какой смысл для христиан имеет небо?
О.Лаврентий: Небо - это переживание радости, мира и любви Бога до полноты человеческих способностей.
Д.Л.: Так что нет необходимости ассоциировать его с физическим пространством?
О.Лаврентий: Нет. Только во сне.
Д.Л.: Подобным образом можно ли понять ад в терминах крайне негативного, помраченного состояния духа?
О.Лаврентий: Да, конечно.
Д.Л.: Так что мы не должны думать о небе и аде как о внешней среде?
О.Лаврентий: Нет. Ад был бы переживанием совершенной отделенности от Бога, что само по себе нереально. Оно иллюзорно, потому что ничего не может быть отделено от Бога. Однако если вы думаете, что вы отдельны от Бога, то вы в аду.
Д.Л.: В Евангелии есть такое место. Иисус говорит: "Я не пришел судить... Слово, сказанное мной, будет судьей..." Я чувствую здесь большую близость к буддийской идее кармы. Нет автономного существа вовне, которое решает, что мы должны пережить и понять; вместо этого есть истина, содержащаяся в принципе причинности самой по себе. Если вы действуете этически дисциплинированно, будут желанные последствия; если вы действуете дурным и вредным образом, вы так же столкнетесь с последствием этого. Истина принципа причинности судит, не сущность или существо, которое издает приговоры. Как вы это истолкуете?
О.Лаврентий: Есть поэтическая метафора в Библии, в которой Бог наказывает человечество за его грехи. Но я думаю, что учение Иисуса выводит нас по ту сторону образа Бога, наказывающего нас, и заменяет его образом Бога, любящего безусловно. Грех остается, грех - это факт. Зло - это факт. Но наказание, ассоциирующееся с грехом, заложено в самом грехе. Однако вместо того, чтобы подчеркивать причинность, хотя это кажется логичным, я думаю, что христианин скорее станет подчеркивать свободную волю. У нас есть свободная воля в этих делах, по крайней мере до некоторой степени".
Это место можно пояснить другим:
Д.Л.: "Есть ли в христианском контексте верование, что каждый человек имеет свою судьбу, которая должна свершиться?
О.Лаврентий: Да. Судьба каждого - разделить, в конечном счете, бытие Бога.
Д.Л.: А можно сказать, что при некоторых обстоятельствах личная судьба может измениться?
О.Лаврентий: Да, потому что личность свободна принять свою судьбу или свое "призвание" или нет. Есть взаимоотношение между судьбой и свободной волей" (цит. кн.: Dalai Lama. The good heart. L., 1997. P. 114, 92). Таким образом, судьба, рок, предопределение, карма рассматриваются вероятностно, как весьма большая вероятность, как очень сильный вектор, но всегда мыслится нечто вроде щели для прорыва свободной воли.
Этот общий принцип не устраняет различий религий. Далай Лама несколько раз повторял тибетскую поговорку: нельзя приставлять голову яка к туловищу овцы. Но не следует делать и другого: превращать различия в антиномии. Антиномии - создание западного ума. В восточном уме их нет. И можно чему-то научиться от восточной философии. Вспомним еще раз, что христианство стало мировой религией, усвоив некоторые элементы платонизма. Не грех усвоить и кое-что от индийского и дальневосточного понимания противоречий.
На "круглом столе" о глобальном этосе дьякон Андрей Кураев опровергал меня, указывая, что христианство - это чистый свет без тьмы, а даосы говорят о гармонии света и тьмы. Возражение имело бы смысл, если бы физический свет и тьма вызывали бы одинаковые ассоциации во всех культурах. Между тем, в китайской культуре дело идет о гармонии инь и ян. Инь, по первоначальному значению иероглифа, - это влагалище, ян - член детородный. На архаическую основу наложились ассоциации: текучее и твердое, воды и горы, наконец - тьма (не как зло, а как ночь, когда происходит зачатие) и свет (как день, когда человек рождается на свет). Такое противопоставление ночи и дня - без антагонизма - и в Библии можно найти, в Книге Иова. Вечная ночь заморозила бы поля, вечный день сжег бы их. Зло не в ночи и не в дне, не в тьме и свете, а в нарушении их гармонического чередования. Дао рождает инь и ян не как зло и добро, а как женское и мужское. Мужчина и женщина различны, но это различие - условие их любви. Мужчина и женщина принадлежат к одному роду (как инь и ян - к дао), и дао, путь, притягивает друг к другу инь и ян. В любви, создавая семью, женщина и мужчина образуют единство, не переставая быть самими собой. Именно в любви, в семье женщина полностью раскрывает себя, "становится женщиной". Я думаю, что до какой-то степени это относится и к мужчине. Мужчина, никогда не любивший, чувствует себя неполноценным. Всякую неполноценность можно компенсировать. Расслабленный Стилихон, передвигавшийся на носилках, был великим полководцем. Но естественный путь расцвета и мужского, и женского характера - любовь.