Матео посмотрел на мужчину, лежащего на столе. Вернее, то, что от него осталось. Он являлся частью римской группировки. И то, что этот грязный ублюдок забрел на территорию Лонго, означало, что его брат Давид, что-то задумал. Уже теперь, спустя несколько часов пыток, Матео знал, что именно. Не полностью, но общих черт было достаточно, чтобы понять - Давид полнейший идиот.
То, что он хотел сделать, несомненно подобьет Матео, но оно же и саму Ндрангету уничтожит. Гаспар явно еще не знал о действиях своего младшего сына. Он еще тот ублюдок, но не двинутый, чтобы разрешить что-либо подобное.
Но то, что запланировал Давид, это проблемы Ндрангеты, к которой Лонго уже не имел никакого отношения. В его задачах защитить исключительно свой клан.
- Передай Дарио, что я приеду к нему на следующей неделе, - Лонго пошел к лестнице и, уже будучи на первом этаже, сказал Моретти, что они могут утилизировать труп.
Последние месяцы были особенно накаленными и уже сейчас то, что происходило, достигало своего пика, а Матео не мог думать ни о чем, кроме, как о Миреле.
Уже теперь Лонго не мог отрицать того, что будучи с ней он стал спокойнее. Настолько, насколько это требовалось. Даже в работе это идеально сказывалось, но сейчас, когда они фактически были порознь, Матео даже сожалел о том, что его брат настолько идиот и не в состоянии просто взять и пристрелить Лонго. Ведь то, что происходило между Матео и Мирелой, для него было хуже пытки.
Знать, что она рядом и не иметь возможности прикоснуться к ней.
Это ощущалось похуже котла с раскаленным маслом. Доводило до внутренней ломки, раздирало на части и доводило до того безумия, которое граничило с полным лишением контроля. Оно сказывалось в работе и Лонго понимал, что еще немного и он начнет совершать ошибки.
Но Матео все равно ждал. Терпел. Это было невыносимо, но имело свои плюсы.
Лонго лишь с Мирелой начинал понимать, что такое отношения и это не являлось чем-то простым. Скорее настолько сложным, как вообще невозможно представить. Особенно, если учесть то, что он сходил с ума по Верди. И, не просто понимал, что такое ревность, скорее чувствовал то, как она ножами кроваво разрезала сознание.
Но сейчас, когда Лонго был вынужден выжидать, за Мирелой все так же тщательно следили. За каждым ее движением, действием и Лонго прекрасно было известно про каждого парня подходящего к ней. Пытающегося познакомиться с Мирой, пригласить ее на свидание. Сам факт этого каждый раз кислотой проходил по венам. Пробуждал кровожадность по отношению к этим ничтожествам, считающим, что они достойны хотя бы одного мгновения рядом с Мирелой, но какой же кайф наблюдать за тем, как она каждому из них отказывала. Категорично. Не давая ни одного шанса.
Это многого стоило. Лонго не стал меньше ревновать, но подобное позволило ему осмыслить очень важные моменты.
Хоть и во всем остальном Мирела буквально убивала его.
Если Лонго сейчас чего-то и хотел, так это того, чтобы она прикоснулась к нему. Он жаждал этого больше чем дышать, жить. А Мира, словно подливая масла в огонь, начала по ночам приходить в его кабинет. Одетая в свои пижамные короткие шорты, майку. Без лифчика. Лонго старался на нее не смотреть, но все равно каждое мгновение представлял, как берет ее на столе, диване, около стены. Он вообще много чего себе представлял, но, ждал. Не трогал ее. Хоть и это было выше его сил.
И он прекрасно помнил те мгновения, когда Верди сказала ему, что может уехать из их квартиры, ведь она будет мешать, если Лонго захочет привести туда другую девушку.
Мирела определенно умела делать больно. Своими тонкими пальчиками вонзать нож прямо в глубь тела. Раз за разом. Безжалостно. Она уже настолько не воспринимала Матео, как своего парня, что, в тот момент, когда он каждое мгновение ждал и жаждал ее прикосновения, она уже отпустила его и прямо с таким безразличием говорила, что он может трахать другую?
Лонго поднялся на второй этаж и вошел в спальню. На столе лежало то, что он изначально хотел подарить Миреле на день рождения. Долго это готовил, но уже сейчас она бы подобное не приняла. Пришлось покупать нейтральный подарок – цепочку и кулон.
Следовало пойти в душ, но Лонго сел в кресло. Закрыл глаза. Запрокинул голову. Тело болело, кости ломало и душа, которой, казалось ранее не было, к чертям разрывалась на части. Не из-за отсутствия сна и постоянной работы. Настолько паршиво ему было из-за отсутствия прикосновений Мирелы.
Будут ли они вообще еще когда-нибудь? Прошлой ночью Мира сказала, что ее сейчас все устраивает. А для него каждый прошедший день хуже пытки.