Почему все должно быть именно так?
Комок в горле становится таким большим, что трудно даже дышать, пока он продолжает изучать меня.
— Скажи мне.., — начинает он, и у меня внутри все сжимается в ожидании того, что последует дальше. — Ты сегодня заработала много чаевых?
Я не отвечаю. Даже не смотрю на него. Слишком уж меня мучает мысль о том, сколько я заработала, просто выставляя напоказ слишком много кожи.
Недовольный отсутствием ответа, Лука засовывает руку в карман моей толстовки, безошибочно угадывая, где я спрятала наличные.
— Черт возьми, — выдыхает он, вытаскивая пачку купюр. — Что ты делала сегодня вечером, грязная шлюха? — рычит он, наклоняясь и шепча мне на ухо.
— Н-ничего.
— Чушь собачья, — выплевывает он, придвигаясь еще ближе.
Мы не касаемся друг друга, но тепло его кожи обжигает. Я вся дрожу от желания, чтобы он действительно прикоснулся ко мне. Чтобы узнать, по-прежнему ли он такой же возбуждающий, как тогда.
Когда он наконец касается меня, это происходит совсем не так, как я надеялась или жаждала после всех этих лет.
Я подавляю стон, который так и рвется наружу, когда его горячие пальцы обхватывают мое горло.
Лука легонько сжимает пальцы в предупреждении, отчего мои глаза наполняются горячими слезами.
Прости меня. Мне так жаль. Мне хочется кричать, прекрасно понимая, что именно то, что произошло между нами, породило — или, по крайней мере, способствовало появлению злобного, порочного, темного мальчика, который стоит передо мной. Он всегда был там, скрываясь под поверхностью. Всякий раз, когда кто-то выводил его из себя — в основном его отец, — он выходил наружу. Но только за закрытыми дверями и только в одиночестве или со мной, или Леоном. В своих безопасных местах.
То, что видел остальной мир, когда дерьмо попадало в вентилятор, было совершенно другим человеком, нежели тем, которого я знала. Лука стыдился того места, куда уходил, когда был по-настоящему зол, и я знала, почему, даже если он никогда не говорил мне об этом.
Это делало его похожим на отца.
Его вспыльчивость, его способность выходить из себя. Он был похож на Бретта Данна, и Лука это ненавидел.
Я понимаю это. Его отец мудак эпических масштабов. Просто мне всегда хотелось, чтобы он нашел способ справиться с этим, а не прятался и не вымещал злобу на тех, кого любил. На мне, Ли, своей маме.
Мне интересно, был ли кто-нибудь еще рядом с ним за эти пять лет, пока меня не было.
Мое сердце болит от мысли, что, возможно, сейчас есть женщина, которая понимает эту его сторону. Которая помогает ему справиться с этим, как я раньше.
— Не веди себя как глупая маленькая девочка, Пейтон. Мы оба знаем, что ты не такая. И мы оба прекрасно знаем, что там происходит, чтобы заработать такие деньги. Итак,.. Что. Ты. Сделала?
— Н-ничего, — повторяю я.
— Кто тебя трогал?
— Никто. — Это не совсем правда. Прическа, конечно, немного распускал руки после того, как на их стол поставили четвертую бутылку виски, но он не прикасался ко мне так, как, я уверена, думает сейчас Лука.
Парень качает головой, разочарование словно накатывает на него волнами.
— Значит, все эти деньги только за просмотр, да? Должно быть, они действительно считают тебя чем-то особенным.
— Я... никто, Лука. Я просто... я просто даю им то, что они хотят.
— Поверь мне. Если ты не позволяла им прикасаться к себе, если не прикасалась к ним, то, уверяю тебя, ты и близко не дала им того, чего они хотели.
Я проглатываю свой ответ, потому что мы оба знаем, что любой мой аргумент будет ложью.
— Ты дразнилка, Пейтон. Ходишь вот так вокруг, возбуждая в парнях порочные мысли. — Его взгляд опускается на мою грудь, и даже в темноте я точно знаю, что он видит, и от этого мне хочется провалиться сквозь землю.
Сжимаю руки в тугие кулаки и зажмуриваю глаза, желая оказаться где угодно, только не здесь. Мы могли бы снова столкнуться в любом другом месте, кроме этого. В любое другое время, кроме сегодняшнего вечера.
— Скажи мне, Пи. Они были так же возбуждены, как ты сейчас?
Я ахаю, когда он касается одного из моих тугих сосков.
Его пальцы сжимаются вокруг моего горла, когда я не сразу отвечаю.
— Я... это из-за холода.
— Мы оба знаем, что, если бы я засунул руку в твои трусики прямо сейчас, обнаружил бы, что чертовски мокрая для меня.
Я в шоке поднимаю на него глаза. Его слова потрясли меня до глубины души и напоминают, что я больше не имею дело с шестнадцатилетним Лукой. Я имею дело с мужчиной, в котором больше злости и обиды, чем я знаю, как с ними справиться.
— Подожди.., — говорит он, прежде чем у меня появляется время защитить свою точку зрения. — На тебе ведь есть трусики, верно? Ты же не настолько отчаянно нуждаешься в деньгах этих пиздюков, чтобы всю ночь нагибаться в этой короткой юбке и показывать им то, что принадлежит мне.
— Т-тебе? — запинаюсь я, игнорируя остальную часть его заявления. Мой шок от того, что он считает, что владеет моим телом, слишком велик, чтобы отмахнуться от него.
Низкий, угрожающий смешок вырывается из его горла. На губах появляется ужасающая ухмылка.
— Да, Пейтон. Мне.
Я сглатываю, пытаясь подавить постоянно растущий комок, но это бессмысленно. Даже после того, как парень отпустит меня, я знаю, что он останется.
Я выдерживаю его взгляд, стараясь быть как можно более уверенной в себе, отказываясь удостоить его вопрос реальным ответом.
Но все идет прахом, когда Лука опускает руку, проводя костяшками пальцев по краю моей юбки.
— Да. Да, — кричу я. — На мне есть трусики.
Убирая руку, он поднимает деньги, которые все еще сжимает в пальцах.
Его губы снова кривятся, прежде чем он засовывает наличные в карман своих спортивных штанов.
— Лука, пожалуйста. Мне нужно...
— Что тебе нужно, так это перестать выглядеть дешевой шлюхой, Пи.
— Это моя работа. Мне нужны деньги.
— Скажи мне, почему, и, возможно, я стану относиться к тебе более снисходительно. При условии, что поверю хоть одному слову из твоего лживого рта.
ГЛАВА 6
ЛУКА
Сердце бешено стучит в груди, когда я смотрю в серебристые глаза Пейтон, наблюдая за ее внутренней борьбой. Она хочет рассказать мне о причинах своего присутствия здесь, потому что хочет сбежать. Мне не нужно чувствовать дрожь в ее теле, чтобы понять, что сейчас она боится меня. Я практически чувствую вкус ее страха, и это питает какую-то часть меня, о которой я не подозревал, что она так сильно нуждается в удовлетворении.
Я знал, что, стоя перед ней и глядя ей в глаза, успокою бушующую внутри меня войну. Но и представить не мог, что ее страх окажется настолько... захватывающим.
— Скажи мне, — снова требую я, когда раздаются шаги по гравию парковки. Я понятия не имею, кто это — один из сегодняшних поздних клиентов или персонал, и не отрываю глаз от лица Пейтон.
Мне не нужно ничего говорить, чтобы предостеречь ее от того, чтобы звать или просить о помощи. Похоже, она и так знает, что это будет чертовски плохой поступок.
Девушка еще раз сглатывает, нежная кожа ее шеи приятно ощущается под моей ладонью, и мне хочется сжать ее крепче, чтобы напугать еще больше. Но я сопротивляюсь, пока что.