Я потираю бедра друг о друга, сидя с натянутым на грудь покрывалом. Мне почти нестерпимо хочется кончить, но что-то подсказывает мне, что было бы очень глупо что-то предпринимать.
Спустя долгие мучительные минуты шаги становятся громче, и вот уже его тень появляется в дверном проеме.
Благодаря алкоголю, который я выпила сегодня вечером, плюс водке, у меня перед глазами все плывет, когда я смотрю на него.
Парень без рубашки, на одной из рук видна татуировка, брюки расстегнуты на талии, волосы в беспорядке, а лицо — маска без эмоций. Но самое шокирующее, это косяк, который он подносит к губам.
Я ненавижу это. Это не тот Лука, в которого я влюбилась все эти годы назад. Этот Лука холоден, жесток, порочен. Его потребность причинить мне боль, наказать меня за то, что совершенно не зависело от нас, единственное, что он может видеть сейчас.
Я знаю, что, возможно, могла бы все исправить, что могла бы объяснить все, что произошло с тех пор, как мама увезла нас с Либби, чтобы начать новую жизнь вдали от лжи. Может быть, если бы мы остались, а она боролась за то, что было правильно, все было бы по-другому. Правда была бы раскрыта.
Мой желудок скручивается, желчь подступает к горлу, когда я думаю о том, сколько еще молодых жизней было загублено из-за того, что мама решила защитить свою собственную и скрыть правду от СМИ.
— Лу, что ты делаешь? — спрашиваю я, беспокоясь о своем старом друге, который сейчас превалирует над моим гневом. Лука не принимает наркотики. Его карьера слишком важна для него. Поэтому видеть, как он стоит там, выпуская изо рта струйку дыма, просто шокирующе.
Парень делает еще одну глубокую затяжку, прежде чем медленно выпустить дым уголком рта.
— А как же футбол? — выдыхаю я.
— Так мило, что тебе не все равно. Думаю, это даже достойно восхищения.
Он отталкивается от дверного косяка и обходит кровать, не сводя с меня глаз.
— Ты прикрылась, — указывает он на очевидное.
— Мне холодно.
— Хм... — вырывается у него из горла.
Потянувшись вперед, он одним резким рывком сдергивает простыню. Его сила не идет ни в какое сравнение с моей, и ткань выскальзывает из моей хватки и соскальзывает с моего тела.
Свернувшись калачиком, я покрываюсь мурашками, когда Лука лезет рукой в карман и достает свой телефон.
— Л-лу, что ты д-делаешь? — спрашиваю я, мой голос срывается от смеси эмоций, усталости и разочарования.
Он направляет камеру на меня и подходит на шаг ближе.
— Собираю улики.
— Улики для чего? Чтобы доказать, что мучил меня и наконец-то отомстил?
— Что-то вроде того, — бормочет он.
Протянув руку, он обхватывает горячими пальцами мою лодыжку и тянет, пока я не разворачиваюсь и не падаю на спину.
Ужас охватывает меня, когда он водит камерой по моему обнаженному телу.
Часть меня хочет верить, что Лука, которого я знала и любила, не поступил бы так со мной. Но боюсь, что его уже давно нет и что эта новая, злая версия его не побрезгует снять это видео, а затем разослать по всему миру.
— П-пожалуйста, не надо. Прошу, — умоляю я, ненавидя отчаяние в своем голосе.
— Почему? Разве ты не хочешь, чтобы весь мир узнал, что ты такая же грязная шлюха, как и вся твоя семья?
Я качаю головой, пытаясь не обращать внимания на его слова.
— Ты ведь знаешь, что парни в школе дрочили на видео, где твоя мать танцует?
— Нет, — плачу я. Но это бесполезно, потому что я слишком хорошо помню сплетни, которые ходили о ней. Моим единственным спасением тогда был Лука, потому что, если кто-то был настолько глуп, чтобы сказать что-то лишнее в его присутствии, он разбирался с этим. Защищал меня. Всегда защищал меня.
— И твоя шлюха-сестра. Парни платили ей, чтобы она отсосала им в раздевалке, ты знала об этом?
— Лу, пожалуйста, — снова пытаюсь я, не желая сейчас вспоминать болезненные моменты своего прошлого.
— Конечно, ты знала об этом. Знала, что она творила. Удивительно, что ты не была такой же. Мы все знали, на что идут девочки из трущоб, чтобы сохранить крышу над головой. Но, думаю, именно этим ты сейчас и занимаешься, не так ли? Идешь по стопам мамочки и трясешь этими хорошенькими сиськами за деньги. — Он усмехается, поднимая еще одну бутылку, которую я не заметила раньше, и проглатывая неприличное количество. — Ты мне противна.
— Но это не помешало тебе трахнуть меня без защиты, не так ли, — замечаю я, точно зная, что он ни на секунду не задумался о презервативе.
Все его тело напрягается от моих слов, и я не могу сдержать довольную ухмылку, которая появляется на моих губах.
У меня замирает сердце, когда он смотрит на мои сомкнутые бедра.
— Я сдам анализы завтра. Я бы не поверил тебе, даже если бы ты сказала, что чиста.
— Пошел ты, Лу, — взрываюсь я, вскакивая на ноги и вставая перед ним, впервые имея преимущество в росте. — Я, блядь, чиста и принимаю противозачаточные. Ты в безопасности.
Он снова усмехается, пригубив еще водки.
— В безопасности? С тобой? Никогда.
Его твердая рука обхватывает меня сзади за ноги, и мир уходит из-под ног, когда я снова падаю на матрас.
Не успеваю я удариться спиной о мягкий матрас, как он уже ползет между моих бедер, раздвигая их и обнажая каждый дюйм.
Каким-то образом ему удалось сбросить оставшуюся одежду, пока я летела по воздуху, и мое беспокойство по поводу своего положения исчезает, когда я впервые за пять лет вижу его целиком.
И, черт возьми, он... он... завораживает.
Парень рукой обхватывает мое горло, прижимая меня к кровати.
Наши взгляды встречаются, и всего на секунду все меняется. Я смотрю в голодные зеленые глаза своего лучшего друга.
Но тут он заговаривает, и я с грохотом падаю обратно в реальность.
— Единственная надежная ставка здесь, это то, что твоя пизда будет уничтожена к тому времени, когда я позволю тебе прихрамывая выйти отсюда. Но... — быстро добавляет он. — Только один из нас будет наслаждаться этим.
Лука снова резко входит в меня, явно либо веря в то, что я чиста, либо всерьез намереваясь просто сдать анализы завтра. От мысли о последнем у меня сводит живот. Он действительно думает, что я настолько лжива, но ощущение его длины, растягивающей меня, вскоре поглощает все мои мысли. Моя вагина горит после его грубого обращения на столе, а также от того, что в нее не входило ничего, что не вибрирует, уже... ну... очень долгое, блядь, время. И поэтому я мчусь навстречу разрядке, которая, как я уже знаю, наступит не так скоро.
Боль пронзает мое тело, когда я прихожу в себя на следующее утро. Переворачиваюсь на спину и едва сдерживаю стон, когда мои мышцы напрягаются.
Воспоминания о причине, по которой у меня болит все тело, врезаются в меня, как в чертовом фильме. Обеденный стол, кровать, у стены, на комоде, в душе.
— Черт возьми, Пейтон, — ругаю я себя, с сожалением разлепив глаза от резкого утреннего солнечного света.
Я моргаю, когда мои глаза наполняются слезами, прежде чем перевести взгляд на другую сторону кровати. Я уже знаю, что найду там, чувствуя его на расстоянии.
Простыни в беспорядке, на подушке вмятина, что указывает на то, что парень был здесь ночью. Но, очевидно, не счел меня подходящим партнером для сна, потому что оставил меня в одну.