— Прости.
Шейн лучше других знает, каким может быть наш отец. Когда он узнал о Надин и планах Шейна посещать университет неполный день в этом году и даже не пытаться стать частью команды, он пришел в ярость. Но вскоре, как это всегда бывает, когда речь заходит о Леоне или Шейне, папа оставил все как есть и обратил свое раздражение на меня, как будто это я лично его подставил.
Я понимаю... Наверное. Я — квотербек, я тот, кто, возможно, пойдет по его стопам, достигнет тех высот, которых он так и не смог достичь в своей карьере. Но, черт возьми... Я не он, и его властная, контролирующая, мудацкая сущность просто невыносима.
Я смотрю на своего младшего брата, размышляя, как много ему рассказать. Он наверняка помнит Пейтон. Она практически жила в нашем доме, когда мы росли, но он никогда не имел с ней ничего общего и уж точно ничего не знает о том, при каких обстоятельствах она ушла.
В конце концов я решаю быть честным, или хотя бы частично. Я знаю, что если не признаюсь сейчас, то Леон потом выдаст меня.
— Пейтон вернулась.
— Пей... О.
— Она в «Мэддисон Кингс». Я просто... Я не ожидал, что когда-нибудь увижу ее снова, понимаешь?
Челси продолжает приводить в порядок мое лицо, и мне приходится заставлять себя сидеть спокойно, пока она это делает, и не отбивать ее руки от меня.
Может быть, приехать сюда было не такой уж хорошей идеей.
Но тут Надин издает такой милый звук, словно полощет горло, и я смотрю в ее огромные зеленые глаза и понимаю, что это именно то место, где мне нужно быть.
— Давай я закончу приводить тебя в порядок, и тогда ты сможешь взять ее на руки, — мягко говорит Челси, явно чувствуя, что сейчас мне действительно нужны милые детские объятия с самой дорогой девочкой в мире.
Между нами воцаряется тишина, пока Челси начинает обрабатывать мои костяшки, а Шейн тянет Надин к себе на колени. Может, они оба и молоды, но, черт возьми, они не самые замечательные родители. Эта девочка даже не представляет, как ей повезло.
— Вот, — говорит он, протягивая дочь.
— Привет, малышка. Как дела? — спрашиваю я, глядя в ее сияющие глаза. Ее губы изгибаются от счастья, и она хихикает, извиваясь в моих руках. — Да, я тоже рад тебя видеть.
Челси и Шейн встают и оставляют меня с моей девочкой на несколько минут, после чего приносят банку с содовой.
— Я так понимаю, это не было счастливым воссоединением? — спрашивает Шейн, к сожалению, желая узнать больше.
— Нет. Мы расстались не в лучших отношениях, когда она ушла.
— Я помню. Но это было сколько... пять лет назад? Вы тогда были еще детьми. Не думаешь ли ты, что пришло время отпустить то, что было?
Когда брат произносит эти слова, я вспоминаю себя пятнадцатилетним, сидящим на заднем дворе у Пейтон и обсуждающим планы на лето, когда она повернулась ко мне и сбросила бомбу, которая изменила не только наши планы на лето, но и на всю оставшуюся жизнь.
Все, что, как мы думали, у нас будет вместе, исчезло в тот момент, когда я посмотрел ей в глаза и назвал ее лгуньей.
Боль пронзает мою грудь, когда я вспоминаю выражение ее лица, когда я решительно сказал ей, что не верю ей. Я понятия не имел, почему она так поступила, почему хотела причинить мне боль, но это было единственное, что имело смысл, потому что возможность того, что она права... Я не мог... не мог смириться с этим.
— Не знаю, смогу ли я.
— Что она сделала? — спрашивает Челси, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня.
Мои губы раздвигаются, но вскоре я обнаруживаю, что у меня нет слов.
— Это... это не имеет значения.
— Вот именно, — говорит Шейн. — Так что просто отпусти это. Вам было так хорошо вместе. Я действительно думал, что в конечном итоге это станет вашей жизнью. — Он показывает на Челси, а затем на Надин.
— Не дождешься, я знаю о презервативах, — шучу я, поднимая на него бровь. Хотя это большая и жирная ложь, потому что в пятницу вечером я без раздумий трахнул Пейтон без защиты.
Ни с того ни с сего в моей голове всплывает образ ее живота с моим ребенком внутри, и мое дыхание сбивается. Держу пари, Пейтон будет выглядеть чертовски красивой.
Я крепче сжимаю Надин, пытаясь взять себя в руки.
— Неважно. Я просто не думаю, что это стоит того, чтобы накручивать себя. Тебе и так есть, о чем беспокоиться: новый сезон, занятия и...
— Ты говоришь, как папа.
— Нет, чувак. Я не это имел в виду. Ни одна девушка не стоит того, чтобы ссориться с Ли.
— Мило, — бормочет Челси.
— Детка, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Братаны дороже шлюх. — Он подмигивает, и она стонет.
— Это неважно. Не думаю, что в ближайшее время она снова попытается со мной заговорить.
— Что ты сделал? — спрашивает Челси.
— Подробности не имеют значения, — говорю я, уже стыдясь своих действий в эти выходные. — Мы выяснили несколько вопросов, и это стало немного... жестоко. Ли был в ярости. Все это было немного напряженно.
— Ясно... Родителей Челси нет дома, и мы собирались заказать ужин. Ты останешься?
Мой желудок урчит как раз в этот момент. Когда Пейтон проснулась, было уже поздно, а после ссоры и поездки сюда я впервые осознаю, что до сих пор ничего не ел.
— Да, если вы не против.
— Конечно. Но не думай о том, чтобы переночевать здесь. Во-первых, если ты не собираешься дежурить по ночам у Надин, поверь нам, ты не захочешь здесь находиться, а во-вторых, даже не думай убегать от своих проблем. Мы так с дерьмом не справляемся.
— Да, мамочка, — бурчу я, закатывая глаза на своего младшего, но, похоже, более мудрого брата. Наверное, правду говорят, что, став отцом, ты быстро взрослеешь.
ГЛАВА 17
ПЕЙТОН
Сердце замирает в горле, когда я прихожу на работу поздним вечером. Возможно, я смогла скрыть следы на своем теле настолько, чтобы спрятать их от тети Фи и Элайджи, сумев проскользнуть в свою комнату до того, как кто-то из них застал меня во время «прогулки позора», но мужчины здесь — это совсем другая история.
Никого из них не впечатлят следы, которые Лука оставил на моей коже.
Я должна выглядеть невинной. Именно это позволяет мне зарабатывать приличные деньги, не соглашаясь ни на одно из предложений воспользоваться задней комнатой, которые мне поступают.
Я сбрасываю толстовку, запихиваю ее и сумочку в шкафчик и еще раз оглядываю себя в зеркале. Я постаралась на славу, выбрав этот наряд в надежде, что он отвлечет внимание от того количества тонального крема, которое мне пришлось нанести на тело.
Плиссированная юбка едва прикрывает мою задницу. Если я хоть немного наклонюсь, то весь бар узнает, какого цвета у меня трусики, а моя белая рубашка расстегнута и завязана узлом между грудей, выставляя напоказ как можно больше кожи.
Ненавижу это. Ненавижу, что всю ночь на меня будут пялится мужчины. Как сказал Лука, они будут представлять себе всевозможные вещи каждый раз, когда будут смотреть на меня.
Но это ничего, они не будут настолько близко, чтобы дотронуться до меня.
Я повторяю себе это снова и снова, пока иду к бару.
— Ого, девочка. Кто-то чувствует себя лучше, — говорит Брай, пожирая взглядом мое почти обнаженное тело.
— И на задании, — бормочет Хелена, тоже заметив меня.