-- Теперь уж поздно вести систематические учения и занятия по расписанию, -- говорил адмирал. -- Каждый командир, каждый специальный офицер, каждый заведующий отдельной, хотя бы и самой маленькой частью на корабле, должен ревниво, как перед Богом, как на Страшном суде, выискивать свои недочеты и все силы отдавать на их пополнение. В этом деле и начальство, и подчиненные -- первые его помощники. Пусть не боятся ошибок и увлечений. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. От работы, даже направленной по ложному пути, от такой даже, которую пришлось бросить, -- остается опыт. От безделья, хотя бы оно было вызвано самыми справедливыми сомнениями в целесообразности дела, ничего не остается. Помните, что мы не знаем, как считать свое свободное время, данное нам на подготовку к решительному моменту, -- месяцами, днями или минутами. Размышлять некогда. Выворачивайте смело весь свой запас знаний, опытности, предприимчивости. Старайтесь сделать все, что можете. Невозможное останется невозможным, но все возможное должно быть сделано. Главное, чтобы все -- понимаете ли, все -- прониклись сознанием всей огромности возложенной на нас задачи, сознали всю тяжесть ответственности, которую самый маленький чин несет перед Родиной!.. Дай Бог, в добрый час!..
И работа закипела.
Никогда, даже в лучшие дни эскадры Тихого океана, не приходилось мне наблюдать такого увлечения, такого подъема духа.
Суда, тесно набитые в узкой полосе Западного бассейна, которую "успели" углубить до войны, широко использовали ту его часть, которая осталась мелководной и, при отливе, даже обсыхала. По ней были разбросаны десятки небольших щитов разных цветов и форм, по которым с утра до ночи производилась "вспомогательная стрельба" (Вспомогательная стрельба -- это поверка глаза наводчика. В большую пушку вставляют специально приспособленную меньшую, а в эту -- особый прибор с отрезком ружейного ствола и уж из него стреляют обыкновенным ружейным патроном. Комендор (наводчик) наводит пушку, а в искусстве своей наводки и вообще стрельбы имеет контроль, следя за попаданием выпущенной им пули.), дающая комендору возможность проверять самого себя в деле наводки, своевременности выстрела, в умении быстро переносить пушку с одной цели на другую, быстро пристреляться. Последнее обстоятельство придавало этим учениям особенное оживление.
-- Все по красному! -- распоряжался из боевой рубки артиллерийский офицер. -- Кормовому плутонгу -- по чёрному! Батарея -- по рыжему!.. Сосредоточить огонь на круглом!.. -- и т. д.
Казалось бы -- пустяки, игра в отражение минной атаки... Но какое соревнование вызывала эта игра!.. Прислушиваясь к горячим спорам, одинаково возникавшим и в кают-компании, и на баке о том, кто сегодня лучше стрелял, я вспоминал невольно полузабытое соперничество между кораблями, между мачтами на том же корабле... Оно воскресало в этих пререканиях комендоров отдельных пушек, в язвительных замечаниях, которыми обменивались командиры плутонгов, в заявлениях старшего артиллериста, обвинявшего соседний корабль в том, что он "показывает Петрушку"... Мне было так хорошо, так весело, в центре этого оживления. Я чувствовал себя опять на "эскадре"...
V
Артурская эскадра под командой С. О. Макарова. -- Роковой день 31 марта. -- "Голова пропала!"
5 марта начали подводку кессона под "Цесаревич". С "Ретвизана" старый, неудачный и к тому же пробитый кессон сняли и спешно строили новый, а пока он стоял поперек бассейна, кормой ошвартовавшись на бочку, носом выбросившись на мель. Рассказывали, что, несмотря на подведенные пластыри, укрепляемые водолазами, и беспрерывную работу землесосов, с трудом удается удерживать в нем воду на постоянном уровне, что он медленно, но верно погружается в жидкий, вязкий ил, составляющий грунт Западного бассейна. И тем не менее никто не отчаивался в возможности исправления броненосца.
-- Макаров туда чуть не каждый день ездит! А командир? -- не ест, не спит, авралит круглые сутки! -- такие заявления были достаточной гарантией, что все кончится благополучно.
Особенные надежды, как я уже говорил, возлагались на Балтийскую рабочую партию, совершенно независимую от порта, являвшуюся как бы отделением своего завода, поставленного на чисто коммерческую ногу, чуждого казенной рутины и канцелярщины (Как показала действительность, надежды наши не были напрасными.
Рабочая партия (или отряд, как его иногда называли) Балтийского завода состояла всего из одного инженера Е., одного под мастера, одного чертежника, 189 мастеровых и 2 конторщиков. За время осады из партии: убито -- 4, умер от цинги -- 1, ранено -- 11.
Ничтожная кучка по сравнению с личным составом казенного порта, а между тем вот краткий перечень работ, выполненных ею:
Заделка (при посредстве кессонов) минных пробоин "Ретвизана", "Цесаревича", "Победы" и "Севастополя" (последнего дважды).
Заделка (в доке) минной пробоины "Баяна" и добрая половина работы по заделке такой же пробоины "Паллады".
Заделка (на плаву, при крене) таранной пробоины "Амура".
Перемена (на плаву, при посредстве кессона-колокола) поврежденных лопастей гребных винтов "Севастополя".
После боя 28 июля -- приведение в порядок "Пересвета", "Севастополя" и "Ретвизана".
Заделка сотен пробоин от снарядов разных калибров, на разных судах, за время бомбардировок с берега.
Исправление миноносцев: "Решительный", "Разящий", "Лейтенант Бураков", "Бесшумный", "Сторожевой" и многих других.
Активное содействие порта выражалось лишь в доставлении грубой, валовой рабочей силы, которую в осажденной крепости можно было бы получить и помимо него (распоряжением строевого начальства), важнее был тот факт, что порт "не смел мешать" талантливому руководителю партии. Это вынужденное, пассивное содействие было, пожалуй, плодотворнее активного.
Отмечу еще, что балтийцы привезли с собой 5 вагонов материалов, приспособлений и инструментов, в числе которых были пневматические, электропневматические и проч., каковых в Порт-Артуре, базе нашей боевой эскадры, не имелось...
Надо ли добавлять, что и люди были на подбор, а не по канцелярскому списку.).
27 марта "заслышали" японцев. С вечера миноносцы ходили в море, но ничего не видели.
В тихую и ясную, хотя безлунную, ночь с 8 на 9 марта крепостные прожекторы не раз что-то "нащупывали" во тьме. В первом часу ночи и около 4 ч. утра батареи открывали огонь, но не слишком оживленный. С моря им не отвечали.
В 5 ч. 45 мин. утра был общий сигнал -- "Развести пары во всех котлах".
Около 7 ч. утра, как только позволила прибыль воды, эскадра начала выходить из бассейнов. Легкие, т. е. относительно мелкосидящие крейсера, -- впереди. Первым, конечно, "Новик" и с ним миноносцы (эти -- вне всякой очереди, "по способности"), затем остальные, начиная с ближайших к выходу. В 8 ч. 25 мин., когда вышли мы ("Диана"), на внешнем рейде уже крейсировали "Аскольд" и "Баян".
Прямо на юг, очень далеко, милях в 10--12, чуть обрисовывались над горизонтом трубы и мачты японцев. Можно было, однако же, разобрать, что это броненосцы и броненосные крейсера, двумя отрядами приближавшиеся к Порт-Артуру. На юго-восток, много ближе, виднелись "собачки". Впереди и около них суетились отряды миноносцев.
В 8 ч. 45 мин. броненосцы, приблизившись миль на 8, повернули на запад.
-- Пошли за Ляо-ти-шан "бросать издалека тяжелые предметы" (После бомбардировки 26 февраля по эскадре распространился и пользовался большим успехом экспромт, сказанный одним из офицеров: Не скучно ль это? -- Сидеть и ждать, Когда в тебя начнут бросать, Издалека, тяжёлые предметы...), -- смеялись на "Диане". -- Не нарваться бы! Кое-что уж им приготовлено!..
Погода стояла великолепная. Ясное небо; температура +2 1/2 градуса R; ни волны, ни зыби; чуть тянул слабый ветерок от SW.
К 9 ч. утра вся неприятельская эскадра скрылась за горой Ляо-ти-шана. Против входа остался только один броненосный крейсер, очевидно, для наблюдения за падением снарядов.