— С ней самой все в порядке? — уточнил Глушичка.
— Да, вполне. Ее можно исключить из числа подозреваемых. Она рассказала о Багаровой массу подробностей. Багарова ни с кем из парней не встречалась, ничего серьезного у нее ни с одним мужчиной не было. Только однажды, летом шестьдесят пятого года, Млчохова видела ее в кафе с каким-то молодым человеком. Багарова представила его, но Млчохова помнит только его имя — Душан. Он был в очках, волосы темные.
— Кто она сама, Млчохова?
— Работает на сборке транзисторов, приятная девушка, учится на втором курсе училища. Хочет стать официанткой.
— А ты не спрашивал, почему у такой молодой и симпатичной девушки, как Багарова, никого не было?
— Спрашивал. Она сказала о каком-то разочаровании в любви, но без подробностей. У Багаровой были какие-то отношения с инженером Томашем Тяпушиком, заведующим отделом технического развития на «Тесле». Но я не успел получить его показания, так как утром тринадцатого он уехал в Вену. Жена Тяпушика, по словам местных франтов, красивая женщина, поэтому речь не может идти о любовной связи с Багаровой, хотя на сто процентов ее тоже нельзя исключить. Уж я мужчин знаю. Вместе с ним уехал и Петр Урбан, сослуживец Багаровой. Экскурсия продлится четыре дня, послезавтра они должны вернуться.
— Если вернутся, — заметил Глушичка. — Оглянись вокруг. Бегут наши милые граждане на Запад, как будто у нас ожидается потоп.
Майор опять рассердился, но попытался успокоить себя тем, что каждый имеет право на плохое настроение. В кабинете стало тихо, каждый думал о сложных проблемах, возникших перед страной. Тишину нарушил Илчик:
— Еще одна деталь: я наткнулся на некоего Зденека Возара, он хорошо знал Багарову, так как они работали в одной комнате, за соседними столами. Он случайно упомянул, что ей звонил какой-то мужчина.
— Когда?
— Это самое интересное. Возар утверждает, что десятого февраля. Помнит точно, потому что в этот день на «Тесле» была зарплата и на столе у Багаровой лежали деньги.
— Возможно, это имеет какую-то связь с вырванной из блокнота страницей, — проговорил Глушичка. — Только нам это уже не поможет. Мы ее уже вряд ли увидим. Жаль, конечно… А этот Возар не сказал, о чем она разговаривала по телефону?
— Возар такой «разговорчивый», что из него каждое слово приходилось клещами тащить. Но ему можно верить. Багарова, говорит, при первых же словах вся вспыхнула и сказала: «Никак не ожидала, что это ты». Разговор был очень кратким.
— Жаль, жаль, — вдруг улыбнулся Глушичка.
А Дуда не упустил возможность дополнить его:
— …что среди нас нет Шерлока Холмса.
Все с удовольствием посмеялись, и этот смех разрядил тяготившую всех атмосферу нервозности и злости из-за неудач в расследовании.
— Я хочу только сказать, — перешел Дуда на деловой тон, — что нам на пути все время попадается этот Душан. Возьмите то письмо с подписью «Душан». Млчохова помнит имя «Душан» еще с шестьдесят пятого года. И наконец — Нога. Я был у него. В блокноте на странице от двенадцатого февраля остался след от заглавной буквы «Д» с точкой. Это может быть имя «Душан». Если принять во внимание, что убийство было совершено между пятью и шестью часами вчера, а эта буква оставила след под 17 часами, то можно предположить, что Багарова написала ее после телефонного разговора, условившись о встрече с тем человеком именно в это время, не так ли?
Оба его собеседника недоверчиво молчали. По выражению их лиц было видно, что они не слишком доверяют такому дедуктивному методу.
— До чего ты только не додумаешься, Франта… Но рациональное зерно в этом есть. Только почему десятого в пять, когда убийство было совершено двенадцатого в пять?
— Ты прав, здесь действительно имеется несоответствие, — признался Дуда. — Десятого она могла это записать, а что было дальше, мы можем узнать только от убийцы.
Вечером Дуда неподвижно сидел в кресле и размышлял. Он думал о своем предположении, которое так изумило всех. Ни с кем из домашних он не разговаривал. Если его о чем-то спрашивали, огрызался или не отвечал вовсе, поскольку всецело был занят своими мыслями. Это был один из тех редких вечеров, которые Дуда проводил в кругу семьи, но и дома голова его была забита разными версиями, предположениями, осмыслением сделанного за день.