Поэтому и в новой его квартире в кабинете висела картина с видом мертвого города, рядом с ней нашла свое место работа Хиршнера «Упоение чувств». Эта картина имела особое значение для Гегенмана. Она напоминала ему о диких и безумных гамбургских днях и ночах, когда шаг за шагом он приближался к пропасти, в которую едва не свалился. Она висела здесь как предостережение.
В новой квартире были и «древнеегипетские» скульптуры, весьма далекие от времен фараонов. Гегенман когда-то купил их у одного знакомого, который пережил Эль-Аламейн и хотел затем быстро избавиться от всего, что напоминало ему этот ад.
Современная стенка была заполнена рядами книг, тут же стояли фотографии Ирмы из Гамбурга и Кветы Котковой.
В нишах стенки удобно разместились цветной японский телевизор и стереомагнитофонная аппаратура. На большом письменном столе и вообще во всей квартире был образцовый порядок.
Недавно в кабинете появилось старинное, но тем не менее удобное кресло-качалка, которое он купил у Норберта Шерппи. Швейцарский журналист переехал из Вены в свой родной Цюрих, поскольку и Будапешт недавно отказал ему во въездной визе. Расстроенный, он попытал счастья в посольствах Румынии и Болгарии, но и там ему сообщили, что, к сожалению, его журналистская деятельность в их странах нежелательна.
Вернер Гегенман часто отдыхал в кресле-качалке, куря одну из своих трубок, коллекция которых пополнилась несколькими прекрасными экземплярами табачных фирм «Данхил» и «Бульдог». Он качался, попыхивал трубкой и перебирал в мыслях самые различные события последних шести лет.
Вот и сегодня, прогулявшись после обеда по Лихтенштейнскому саду, Вернер Гегенман с наслаждением уселся в качалку и с удовольствием вспомнил, что вечером его ждут в одном из ночных заведений Вены. Он был доволен собой. Истекшие шесть лет прошли для него весьма успешно. Правда, некоторое время его беспокоила проблема уплаты долгов фон Мору, но в течение трех лет с помощью Пуллаха он привел в порядок свои финансовые дела. Если бы не эта злосчастная авария, он уладил бы все еще быстрее. К счастью, Центр тогда не только не отказался от него, как он того ожидал, а начал даже переводить на его счет больше, чем ему было обещано Штейнметцем, якобы в качестве аванса за дальнейшие услуги Пуллаху после выздоровления. Штейнметц тогда даже не потребовал никакой расписки за этот аванс, но Гегенман не остался перед ним в долгу. Впрочем, он продолжал работать на Центр и во время своей болезни. Пуллах получил все, что ему было нужно. Наверное, там немного людей, которые могли бы делать подобные квалифицированные анализы экономического положения стран СЭВ. От таких данных, которые доставал для него Видлак, у специалистов Центра, наверное, дух захватывало. Кто мог быть информирован об экономических трудностях Чехословакии или Венгрии лучше, чем знакомый Видлака, работавший в одном из руководящих органов СЭВ? Что же касается непосредственно Чехословакии, ее промышленности и экономики в целом, то в этом Видлака было превзойти трудно. Его информации о положении дел в строительстве, химической промышленности, контейнерных перевозках, энергоснабжении были верхом совершенства. Впрочем, Видлак, работавший под именем Вильгельм, это также понимал и в последнее время требовал за свои услуги все более крупные суммы. Лотар, по-видимому, не имел никаких возражений против их выплаты. Жаль, что Видлаку пришлось уйти из «Стройимпорта». Некоторое время он поддерживал контакты со своими бывшими коллегами, однако постепенно терял возможность доставать секретные материалы. Во время их последней встречи он даже сказал, что уже не будет получать вестники торговой палаты, из которых всегда можно было выбрать кое-что интересное. Ну что ж, поживем — увидим… Все равно Видлак вместе со Шнеллем в Румынии оставались его самыми лучшими источниками информации.
Вернер Гегенман встал с качалки и удивительно быстро для своего возраста направился к письменному столу. Выбив трубку в огромную пепельницу с надписью «Люфтганза», он положил ее на этажерку, взял другую, фирмы «Бульдог», и не спеша начал ее набивать.
Где-то за дверью, ведущей из кабинета в гостиную, часы с кукушкой известили о том, что уже пять часов вечера. Однако Вернер Гегенман никуда не спешил. Он опять расположился в качалке и закурил только что набитую трубку.
Да и Рудольф, продолжал он вспоминать, в последнее время работал неплохо. Лишившись хлеба у Шерппи, он приполз к нему на коленях и теперь занимался тем, что раньше делать не хотел — отбирал и переводил для Гегенмана статьи экономического характера из чехословацкой печати.