— Не знаю, это верно, но ты учти одно: не все люди, делающие глупости, плохие.
— Ты так говоришь, потому что не знаешь это сокровище.
— Не отрицаю, однако я почти уверен, что через некоторое время этой учительнице будет стыдно смотреть тебе в глаза. Запомни. И напрасно не ругайся.
— Да нет, на мальчика я не сержусь. Мы уже договорились с бабушкой, что она возьмет его к себе в деревню. Там люди порядочные. Будет ходить в сельскую школу. Хотя бы пока. Меня только удивляет и возмущает, откуда у нас берутся такие учителя. Ведь ей не больше двадцати двух. Ее воспитывала наша школа, наша передовая интеллигенция. И видишь, она плюет на рабочий класс, на социализм, на государство трудящихся, на наших кровных братьев!
— Ну, ну! Ты зашел слишком далеко. Скорее, она плывет по волнам моды. Точно такая же картина и в других учреждениях, где больше болтают, чем вкалывают у станка. И не стучи кулаком по столу. Консолидацию этим не ускоришь. Это процесс долгий и сложный. А насчет бабушки мысль хорошая. Полгода уже прошло, и до конца учебы Франтик будет там как на каникулах.
После этого разговора Дуда отправился на улицу Швабки, чтобы поговорить с Анной Багаровой. Убитая горем, она была у Борковых. Пожилая женщина тихо причитала, повторяя, что ушла ее последняя надежда, единственная опора в жизни. Деньги, которые Адам получил от почтальонши, она послала дочери на шерсть, чтобы та связала себе свитер… Они редко писали друг другу, потому что на все праздники и в отпуск дочь приезжала домой. Она не знала, был ли у Гелены близкий знакомый, но думала, что, скорее всего, не было, иначе дочь наверняка сказала бы ей об этом. Со слов Гелены она поняла, что у дочери была несчастливая любовь и она боялась, как бы это не случилось снова. Возможно, поэтому у нее не было ухажеров.
Намерения Дуды выяснить какие-нибудь подробности оказались тщетными. Горе старой женщины было еще настолько свежим, что она не могла ни думать, ни говорить о чем-то другом. Он простился и пошел на кладбище.
Похороны были запланированы очень скромные, поэтому его удивило то, что он увидел на кладбище. Пришли все жители дома с улицы Швабки, пришли рабочие и служащие с «Теслы», чтобы проводить в последний путь милого, всеми уважаемого человека. Гроб полностью был закрыт букетами цветов и венками.
Но капитан напрасно искал среди присутствовавших человека, который по приметам хоть немного походил бы на убийцу.
Во вторник утром всем районным отделениям по телетайпу были переданы дополнительные сведения о золотых украшениях, о которых Дуде сообщила Злата Млчохова. Поскольку она и Анна Багарова утверждали, что эти украшения покойная получила в подарок от своей тетки из Америки, в сообщении обращалось особое внимание на стоящую на них американскую пробу.
Дуда подошел к зданию управления в половине одиннадцатого; он был страшно голоден. Минуту он размышлял: купить бутерброд или потерпеть до обеда. При каждом медосмотре врач пугает его, что осенью обязательно пошлет в санаторий для лечения от ожирения. Кошмар! Там дают порции для новорожденных, все время мясо, мясо, причем постное, и совсем немного картошки. И этого им еще недостаточно, каждый день врачи заставляют совершать пешие прогулки, а по вечерам танцевать. Правда, теряешь восемь — десять килограммов, но какая это каторга! О боже, как хочется есть!
Он не выдержал и купил колбасы с рогаликом. В кабинете Дуда положил сверток на стол и, стыдясь своего слабоволия, уже собрался поесть, как неожиданно зазвонил телефон. Звонил прапорщик со странным именем, которое Дуда никак не мог запомнить, из отделения третьего района города.
— Товарищ капитан Дуда? Только что я получил телефонограмму с дополнительными сведениями о золотых украшениях…
— Хорошо, вы что-нибудь хотели сообщить?
— Странно, что с прошлого четверга вы ничего не предприняли, хотя мы докладывали об этом.
— Что? Что мы не предприняли? И о чем вы докладывали?
— Об этих украшениях. Из кафе «Орион».
Дуда забыл о еде. Ему показалось, что над ним кто-то сыграл злую шутку. Однако голос был незнакомым, хотя ребята могли попросить кого-нибудь позвонить, либо кто-нибудь из них изменил голос.
Он еще раз переспросил имя, адрес и телефон звонившего и, не объясняя, положил трубку. Потом тут же поднял ее и набрал номер. Трубку снял прапорщик Иван Гомбасецкий.
— А я уж удивился, товарищ капитан, тому, что вы положили трубку, не дослушав сообщения.
Дуда заверил прапорщика, что имел на это основания, и обещал через полчаса приехать в отделение.
Прапорщика он нашел очень просто. Это был коренастый, пожилой человек. Он по-военному поприветствовал капитана и радостно пожал руку.