— Чё за хрень вокруг?
Александр с трудом справился со своим голосом, который почти пропал, после выходки раненого.
— Война, — ответил хрипло.
— Какая война? Я на КАМАЗе в поезд въехал! Я должен был умереть!
Александр замер, в голове прокрутились события до перемещения в прошлое.
— Вот ты сволота! Я ехал в вагоне, в который ты врезался! Теперь мы все вместе в тысяча сорок первом году или ещё каком, кто его знает. Тут война идёт с немцами!
— Пошёл ты со своими немцами.
— Не веришь. Куда ранило?
— Ног не чувствую и чуть выше, походу позвоночник перебило.
— Хреново.
— Мне всё равно. Я жить не хочу. Два раза пытался повешаться, не дали, спасли. Мать их. Ты хоть дай умереть или убей!
Александр смотрел на молодое лицо красноармейца, бывшего водителя грузовика и не мог понять, что он испытывает к нему: ненависть или сострадание.
— Мог бы и с немцами повоевать, погибнуть на поле боя, так сказать.
— Пошёл ты со своими немцами!
Тащить с собой самоубийцу смысла не было. Оставлять здесь, значит дать врагу шанс, что они его могут узнать о будущем. Кто знает, что может рассказать этот недоделанный шофёр немцам. Пистолет оказался в руке, словно сам по себе.
— Откуда у тебя ТТ?
— Разбираешься в оружии?
— Разбираюсь.
Александр никак не мог решить для себя, что делать. Тащить раненого с собой, не зная местности и реалий или пристрелить? Только сможет ли он выстрелить в человека? Если тащить, то, как и куда? Ему нужна медицинская помощь, лекарства, а тут даже неизвестно направление, куда двигаться.
— Чего смотришь? Стреляй! Помоги умереть!
— Немцы! Колонна пехоты! — раздался голос Тюляпина у борта грузовика.
Александр глянул на раненого, на пистолет.
— Сейчас придут немцы, если выстрелишь по ним, они тебя точно убьют. Держи, тут восемь патронов, — он вложил ТТ в ладонь раненого и бросил рядом командирский ремень с кобурой. — Авось и пару фрицев с собой заберёшь.
Бывший шофёр скептически посмотрел на Александра и сжал рукоятку пистолета.
— Сам брезгуешь или боишься?
— Шум поднимать не хочу. Немцы рядом. А нам ещё до леса добежать надо.
— Ну, бегите, — безразлично ответил раненый бывший шофёр.
Александр выскочил из кузова, подхватил две винтовки за ремень, которые подал Тюляпин, закинул на плечо. В другой руке держал каску с патронами. Бежать по траве с тяжёлыми и длинными винтовками оказалось непросто. Уже на опушке до слуха долетел выстрел.
— Застрелился, гад! Лучше бы я пистолет не оставлял!
Они вломились в лес и упали на траву, тяжело дыша, обливаясь потом.
— Кто застрелился? — зашептал Аркадий.
— Водила, который врезался в наш вагон на КАМАЗе. Самоубийца там, самоубийца здесь.
— А где Коля? — Тюляпин оглянулся по сторонам. — Коля!
Александр одёрнул его и показал на брошенные ремни с подсумками, сапёрной лопаткой, фляжкой и противогазной сумкой.
— Сбёг наш Коля, Аркадий. И я почему-то думаю, что к невинным немцам. Теперь расскажет им про будущее.
— Что он расскажет? У него извращённая история и каша в голове. Нестыковок в рассказе будет столько, что немцы примут его россказни за сказки и враньё. Возможно, что и расстреляют.
— Ты так спокойно говоришь об этом?
— А как я должен об этом говорить? Что случилось изменить нельзя, если, конечно, не вмешается случай.
— А мы куда?
— Воевать, Аркадий, воевать. Будем отрабатывать наши награды из прошлой жизни. Лишние винтовки прикопаем. Нечего им валяться просто так.
Александр выглянул из-за дерева и увидел, как немецкая колонна проходит мимо грузовика. Несколько солдат осматривают сам грузовик и тела погибших красноармейцев.
— Аркадий, пошли отсюда по добру, по здорову. Винтовки в другом месте прикопаем. Не дай бог, в лес сунутся, а тут мы. Умирать, желания нет никакого. Новое тело — новая жизнь! Пошли, Аркадий, отсюда подальше.
— Как ты думаешь, какой сейчас год? — Тюляпин старательно обходил кочки и уклонялся от веток.
— Думаю, что сорок первый или сорок второй.
— Почему?
— На форму посмотри.
— Чего с ней не так?
— Аркадий, ты в какой школе учился? Погоны ещё не ввели, а их ввели зимой тысяча сорок третьего года. Понял?
— Понял. А к каким войскам мы относимся?
— Пехота — царица полей! В документах капитана прочитал, что мы из двухсотого стрелкового полка.
— Двухсотого? — переспросил Тюляпин. — Это так над нами посмеялись?
— Вот и я посмеялся, когда прочитал.
Через час ходьбы и кружения по незнакомому лесу, они вышли на крохотную полянку, окружённую небольшими кустарниками и молодыми сосенками. Из-под корней куста крушины бил родник.