Обыденность таверны испарилась, переместив меня в тёмный переулок. Заросшие мхом стены сужали пространство до такой степени, что солнечные лучи едва выбивались из-за позеленевших кромок зданий. Только вечернее июльское небо отдавало лазурью, и выделялось в этой беспросветной нищете. Луна слегка виднелась из-за высоких туч, бросая свой призрак на землю. Выливаемые из окон отходы служили удобрением чахлым цветкам, то и дело срывающимся из-за ветра. Тусклые лепестки, рискуя никогда не остановиться, отправлялись в вечный полёт по безлюдным улицам. Но сегодня я здесь был не один.
— Чего стоишь, урод? Забыл уже, что почём?
Хулиганы. Извечная гроза города, одновременно являющаяся её самой запоминающейся составляющей. Трущобы потеряли бы как минимум половину своего гнилого шарма, лишись они вечного отребья, позднее вырастающего в убийц и грабителей.
Трепетный свет попал на лицо главаря импровизированной банды. Его беззубая улыбка выделялась на юношеском лице, скорее годным для выступления в качестве модели. Но парень родился не в том месте и не в то время, чтобы выбрать своё будущее. Из-за его спины выпрыгнула пачка таких же неудачников, мгновенно взявших меня в кольцо.
— Гони бабки! Мы знаем, у тебя есть!
Верно. Деньги мне давал тогда ещё живой дядя. Гроши, но сам факт постоянного дохода позволял мне начинать копить. Правда, деньги надолго не задерживались в моих карманах.
Я согнул кисть, кончиками пальцев ощущая ледяную сталь рукояти клинка, зависшего на спине. Холод отрезвил меня. В тот день я планировал пойти на спарринг с известным мастером, а потому не взял деревянного меча, чтобы защититься от подобного мусора. Соблазн испробовать заостренное лезвие на настоящем врагу был велик, но я не имел права отнимать чужую жизнь. А потому хулиганы должны были жить, пусть завтра они и погибли бы от передоза или блуждающего патруля стражи.
— Не хочу.
— Что значит «не хочу»?! — главарь оскалился, высветив неполный ряд желтых зубов, — ты что, особенный, мать твою ? Может, тебя немного поучить нашему этикету?
Я засмеялся от столь вычурного слова из столь гнилого рта. Паренек действительно мог бы стать хорошим актёром, но пока что напоминал лишь посредственного клоуна. Вожак вскинул бровь и окинул меня взглядом, с которым смотрят на отсталых или прокаженных. Поняв, что цель слишком безрассудна для выкупа собственной жизни, он расправил плечи, чтобы показать подражателям, что всё под контролем. Впрочем, отбросам явно не хватало уверенности — стоя за моей спиной, они могли прекрасно увидеть оружие «жертвы», а так же оценить его опасность. К счастью, никто не знал, что я не планировал им воспользоваться.
— Ты смеешься? Надо мной? — он задрал голову, смотря чёрными глазами исподлобья. Так он стал выше меня. — Возможно, перышко под ребрышком тебя рассмешит ещё сильнее?
Словно фокусник со стажем, он извлёк из прямой ладони кривой нож, отбросивший бледный блик на меня. Не мудрствуя лукаво, я поделился с ним своим мнением:
— Нет.
— Да что ты? Уверен? — главарь приближался с каждым словом, выходя на опасную дистанцию. Я мог бы прихлопнуть его одним взмахом. — Ты, тварь, совсем отбитый?! Может, поучишься у умных людей?!
Его речь сорвалась на крик. Я оглянулся, заметив, что столь невзрачный боевой клич действительно заставил голодранцев «воспрять душком» и набраться храбрости, чтобы подойти вплотную. Мне оставалось лишь пожать плечами.
— Я не хочу учиться дешевой комедии.
— ДА ПОШЁЛ ТЫ К ЧЁРТУ, НЕДОНОСОК!
Вожак налетел тигром, тут же унося моё тело на засаленный пол переулка. Я нырнул под его руку и перекатом вывел себя из захвата. Имея твердую землю под ногами, моя нога подтвердила превосходство над противником, встретившись с тощим боком ублюдка. Он со шлепком рухнул вниз, но собрался и прокричал стоящим сбоку болванчикам:
— ДЕРЖИТЕ ЕГО!
Не успел я подняться, как сзади в руки вцепилось сразу двое. Ещё один дебошир вмазал мне в солнечное сплетение, воздух мгновенно покинул легкие. Я закашлялся. К привычному запаху отбросов добавился тошнотворный аромат пота. Адреналин бурлил в крови, но не находил способа вырваться, взрываясь в мышцах и вызывая слабость.
Главарь поднялся и, вытирая разбитую губу, с фарсом придвинулся ко мне. Его насмешливая улыбка точно отпечаталась в сознании, хотя, спустя года, я не вспомню детали внешности других членов банды.
— Допрыгался, горемыка?
Ложная жалость врезалась в уши. Я пытался отдышаться, но кислород бесследно исчезал рядом с моим носом, как плод воображения. Если бы у меня было больше сил… Я бы вырвался. Немощный. Возможно, решись использовать меч, мне никогда бы не пришла в голову мысль о недостатке умения. Пожалуй, в этом и кроется суть мастерства. Если ты хочешь остаться незапятнанным, тебе нужно быть лучшим. Трус проходит через трудности с легкостью. Храбрый слабак либо становится трусом, либо погибает, не обретя силу. Но в тот день единственная работающая в жизни методика меня подвела.
Ледяной ком впечатался в грязную шевелюру главаря. Его глаза округлились. Он сморщился и развернулся в сторону внезапного обидчика. Нгует стояла в тени переулка, в её руках леветировал небольшой снежок. Вожак несколько раз моргнул, осмотрел своих товарищей, протёр ладонями веки, после чего заорал:
— ВЕДЬМА!
Не знаю, что это за мистическая связь, но один испуганный крик побудил банду всем скопом броситься на девушку. Она не ожидала столь дикого натиска, и те крохи магии, которыми она обладала, не были способны оказать достойный отпор. Нгует закрыла ладонями голову, её кожу стремительно стала покрывать морозная корка. В несколько мгновений её тело превратилось в ледяную скульптуру, остекленевшие глаза с ужасом наблюдали за разъяренными бандитами. Они не теряли времени, несколько резких движений перевернули статую на пол, с треском в воздух полетела голубая крошка. Несмотря на летнюю жару, в переулке стало в разы холоднее.
Меня оставили совершенно без присмотра. Я стиснул зубы и, шатаясь, поднялся на обе ноги. Моему взору представилась безрадостная картина. Несмотря на магическую защиту, атаки отбросов с яростью обрушались на Нгует, уши заполонил грохот стекла. Под треснувшей прозрачной поверхностью выступали гигантские кровоподтеки и гематомы, их количество росло с каждым взмахом очередной твари. Девушка не могла кричать. Но почему тогда я слышал её мольбу в голове?
Мои кулаки непроизвольно сжались, судорога прошла по телу. В тот день стоял вопрос не силы, ровно как и не моей теории. Я должен был отступить от своих принципов и сделать шаг вперёд. В помощи нуждался дорогой мне человек. В руку, дождавшись своего часа, упал меч. Тогда мало кто мог научить меня настоящему искусству владению оружием. Все техники были изучены мной с нуля. Но один приём горел в глазах, вырезанный в памяти ещё в далёком детстве. Словно ему меня научил мой отец.