Иса ибн Хишам: Я не писец и пишу не счета и бумаги канцелярские, а сочинения для любителей чтения.
Воскресший: Недурно. Так вот, сочинитель, ступай-ка в мой дом да вели, чтобы мне принесли мое платье и привели моего коня Дахмана.
Иса ибн Хишам: Где твой дом, господин? Я не знаю его.
Воскресший (презрительно): Скажи мне на милость, из какой ты страны? Вижу, ты не египтянин, ведь в этой стране нет человека, который не знал бы дома Ахмада ал-Маникли-паши, инспектора египетской армии.
Иса ибн Хишам: Нет, паша, я коренной египтянин, а дома твоего не знаю потому, что дома в Египте известны не по их владельцев именам, а по названиям улиц и по номерам. Изволь назвать мне улицу, где стоит твой дом, скажи его номер, и я немедля туда отправлюсь и все, что тебе надобно, доставлю.
Паша (гневно): Ты что, сочинитель, умом повредился? Какие могут быть номера у домов? Номера бывают лишь у указов властей да у армейских частей. Лучше отдай мне свою абайу{22} наготу прикрыть и до дома меня проводи.
Сказал Иса ибн Хишам: Отдал я ему свою абайу — известно, что грабят прохожих только разбойники с больших дорог, а оказалось, что так поступают и жильцы могил, — он брезгливо и нехотя накинул ее на себя и сказал.
Паша: Нужда заставит! Мы облачались, чтобы не быть узнанными, и в худшее тряпье, сопровождая нашего покойного господина Ибрахима-пашу{23}, когда по ночам он обходил город, чтобы самолично проверить дела своих подданных. Но что нам делать, как войти в город?
Иса ибн Хишам: Что ты хочешь сказать?
Паша: Ты забыл, что сейчас последняя треть ночи, а у ворот Каира никто не признает меня в этом наряде? А я не знаю ночного пароля. Нам не откроют ворот!
Иса ибн Хишам: Как ты, господин, не ведаешь о номерах домов и никогда о них не слышал, так я не имею понятия о «ночном пароле».
Паша (с насмешкой): Я же говорил, что ты не из этой страны! Как же ты не знаешь, что «пароль» это слово, которое каждый вечер сообщают из цитадели{24} всем караулам и страже ворот. Никто не может ходить ночью по городу, не зная этого слова, он называет его на ухо стражнику, и тот отворяет ворота. Пароль тайно испрашивается у властей теми, у кого есть дела по ночам, и меняется каждую ночь. То это слово «чечевица», то «овощи», то «голуби», то «куры» и тому подобное{25}.
Иса ибн Хишам: Теперь я вижу: это ты не египтянин. Ведь всем известно, что эти слова — названия кушаний, а не разрешения на ночное хождение. Однако рассвет уже не за горами, и нам не потребуются ни эти, ни другие слова.
Паша: Я полагаюсь на тебя.
Говорил Иса ибн Хишам: Мы отправились в путь, и паша рассказал мне многое о себе, поведал о войнах и других событиях, свидетелем которых он был или о которых слыхал, вспомнил о деяниях Мухаммада ‛Али{26} и о доблести сына его Ибрахима.
Мы продолжали идти, пока не достигли, уже при свете дня, площади перед цитаделью. Тут паша остановился, успокоившись, почтительно прочел суру «ал-Фатиха»{27} у мавзолея Мухаммада ‛Али и, обратившись к цитадели, торжественно возгласил со своим турецким красноречием:
«О источник благодеяний и место гибели главарей заносчивых мамлюков{28}, о твердыня власти и государства, колыбель величия и силы, оплот славы и прибежище нуждающегося в защите и спасении, залог исполнения желаний и просьб, жилище неустрашимого героя и место упокоения великого правителя. О крепость, скольких ты освободила и сковала благодеянием, помиловав, а скольких, надменных, унизила, лишив их мечей, ты сочетала силу с великодушием, даруя кому жизнь, кому погибель».
Говорил Иса ибн Хишам: Потом паша обернулся ко мне и сказал: «Поспешим же к дому, там я надену свое платье, опояшусь мечом и сяду на своего коня, чтобы вернуться в цитадель и облобызать полу нынешнего великого благодетеля».
ШУРТА{29}, ИЛИ ПОЛИЦИЯ
Мы покинули площадь и снова пустились в путь. Вдруг дорогу нам преградил погонщик со своим ослом. Негодяй обучил животное загораживать прохожим дорогу и не пропускать их. В какую бы сторону мы ни двинулись, осел оказывался перед нами, а погонщик кричал до хрипоты и хватал моего спутника за полы.
Погонщик (паше): Садись, эфенди, не лишай меня работы, я уже два часа за тобой иду.
Паша (погонщику): Что ты, бесстыдник, заставляешь меня садиться на осла, когда я этого не хочу и не звал тебя?! Пристойно ли подобному мне, привыкшему ездить на резвом коне, трусить на ревущем осле?