Судья глубоко, томительно вздохнул, и по сладкому выражению его красивого лица с декоративными смоляными усами можно было понять, что он умилен этой мирно отходящей ко сну природой.
Примерно в таком же состоянии духа находился и адвокат Пловкин. Маленький, умеренно облитый крутым жирком, какой приобретают на сидячей работе только очень здоровые люди, он шагал, чуть приотстав от своих приятелей и по временам издавал нечленораздельный, но вполне выражающий состояние безграничного блаженства звук — «ц, э-э-э…»
Редактор Шабал — поэт в душе, как натура более сложная, реагировал на окружающий мир не столь непосредственно. Очевидно, весь сосредоточась на каких-то неясных поэтических гулах, теснившихся в его груди, он шел, опустив гривастую, с тяжелым подбородком голову, и лишь изредка, точно проснувшись, обводил окрестность туманным взглядом.
Но как бы по-разному ни вели себя приятели, было вполне очевидно, что все трое не часто бывают за городом и открывают сейчас в себе и вокруг себя новый чудесный мир.
Когда они подошли к реке, солнце уже убралось за горизонт. В этот поздний час приятели были одни на широком песчаном пляже, ограниченном с одной стороны тинистой старицей, а с другой — дровяным складом. Там, на складе, правда, происходила какая-то жизнь — мелькали огни в окнах конторы, ходил возле единственной, рассыпавшейся поленницы сторож с ружьем, но кругом было так тихо, что казалось, будто все совершается как в немом кино.
— Сначала надо искупаться, — шепотом, точно благоговея перед этой тишиной, сказал редактор. — Трусы не будем мочить, никого нет.
— Неудобно, пожалуй, — слабо запротестовал мнительный адвокат Пловкин.
— Ерунда! Нет же никого.
Редактор смело начал раздеваться, и остальные последовали его примеру.
— Ну, раз, два, три!
Разбежавшись, они вдруг остановились у самой воды как вкопанные.
— Н-да, довольно малодушно, товарищи, — сказал редактор и брызнул водой на адвоката Пловкина.
Тот, огласив пляж истошным визгом, брызнул на Турусевича, и у приятелей завязалась веселая кутерьма. Они долго с наслаждением кувыркались в теплой воде, а потом редактор Шабал придумал нырять с трамплина. Металлический остов конвейера, служившего для выгрузки сплавных дров на берег, выдавался далеко над водой и мог сойти за трамплин. Все трое, хохоча и подбадривая друг друга, полезли на него. Никто бы, наверно, так и не решился прыгнуть, если бы с берега вдруг не послышалась старческая фистула сторожа:
— Вот я вас сейчас дрыном оттуда, шаромыжники вы эдакие. Слазь давай!
И сейчас же в вечерней тишине прозвучали тяжелые удары об воду трех тел, падающих как попало.
— Смотрите, лодка, — отплевываясь, сказал редактор, когда приятели подплыли к берегу. — Давайте покатаемся.
— Ну вас к дьяволу. Я озяб, — взмолился адвокат Пловкнн.
— Вот и погреешься, садись на весла, — посоветовал ему Туруссвич. А я сейчас костер разведу, будем картошку печь.
Он вылез из воды, и делая руками гимнастические упражнения, забегал по песку, а Шабал и Пловкин принялись распутывать лодочную цепь.
— Какой это деталью хотел угостить нас сторож? — поинтересовался непрактичный в житейских делах адвокат.
Но не успел редактор удовлетворить его любопытство, как сам сторож, легкий на помине, снова окликнул их.
— Для вас это, шаромыжники, лодка поставлена? — закричал он, подходя вплотную. — Люди, вроде, солидные, у ентова вон живот, а балуются хуже маленьких. Сейчас заведующего позову, пускай он с вами разговаривает.
— Ну, что вы, папаша, раскипятились? Не съедим мы вашу лодку. Если нельзя, значит и трогать не станем, — попробовал урезонить его адвокат. Но сторож вдруг вскипел самой неподдельной обидой.
— Папаша! Чай, я не дома на печке — папаша! Я тут на производстве. Соблюдать все-таки нужно.
— Да ну его, пойдем отсюда, — сказал редактор, увлекая за собой адвоката. Но от сторожа не так-то легко было отделаться.
— То-то, что ну его, — заворчал он, идя вслед за ними. — Шляются тут по территории, а потом — ну его. Вот и теплину угораздились вздуть. Люди вроде солидные, у ентова вон усы, а понятие как у маленьких. Сейчас заведующего позову, пускай разбирается.
Он повернулся и, бормоча что-то, пошел к конторе.
— Отстал. Вот смола! — облегченно вздохнул редактор. — Эх, полотенце забыли, товарищи! Придется сушиться у костра.
Они навалили в огонь волглой бересты, в изобилии разбросанной по всему пляжу, и прыгали возле костра, ожидая, когда пройдет черный едкий дым и покажется пламя.