Выбрать главу

Старик-гусляр ударил по струнам и, глядя ясными глазами куда-то вдаль, запел:

— Дела давно минувших дней. Преданья старины глубокой...

Хор пирующих витязей негромко вторит его словам. Наташа вслушивается в переборы струн, смотрит на Тон-Тоныча, следит за его взглядом, и вдруг делает неожиданное открытие: замечает, что звучит-то сейчас арфа, да еще пианино, стоящее у стенки, в самом углу, и это их звуки так похожи на гусли! А седой певец Баян поет и поет протяжную песню о том, как ясные небеса покрываются злыми тучами, как радость сменяется печалью и как после грозы вновь небо сияет лазурью...

Баян умолк. Тон-Тоныч подал знак, призывно зазвучали трубы и все, кто были на пиру, запели в торжественном хоре.

Наташа вслушивается в слова. «Да здравствует чета младая, краса Людмила и Руслан!» — несется под сводами княжеских палат, и громким колокольным перезвоном откликается весь оркестр.

Наташа чуть не подскочила на месте. Как же она сразу не догадалась?! Вот, оказывается, куда привел ее Тон-Тоныч: она в древнем Киеве, на свадьбе Руслана и Людмилы! Вон сидит за столом седовласый князь Святозар, рядом с ним, по одну сторону, его дочь — красавица Людмила, а по другую — ее жених витязь Руслан...

Наташа было подумала, что, наверно, здесь, на пиру, и Ратмир должен быть, и Фарлаф, но в этот миг заиграла флейта, и Наташа стала слушать.

Прозрачный голосок флейты звучит подвижно, игриво, но и задумчиво тоже. И при этих звуках, будто разбудили они что-то в душе юной княжны, встала Людмила из-за стола и запела вслед за флейтой. «Гру-у-стно-о мне, родитель дорогой», — раздался голос Людмилы, и Наташе показалось, что это две сестры поют, такие похожие голоса были у Людмилы и у флейты. Разве что флейта пела без слов, но Наташа чувствовала, что не слова, а сама мелодия, музыка рассказывала о Людмиле, о ее добром, любящем сердце.

Не хочет Людмила расставаться с берегами дорогого ей Днепра, с родным стольным Киевом, где княжит ее отец. «Не тужи, дитя родимое», — утешает ее хор, и тут, как будто желая прогнать печаль юной невесты, флейта заиграла быстрый, веселый напев. И Людмила улыбнулась: не хочется грустить в' такой счастливый час!

Но за праздничным столом есть двое гостей, которые не радуются счастью невесты. Ну да, Наташа видит их: это Ратмир и Фарлаф — витязи, тщетно добивавшиеся руки молодой княжны. Людмила подошла к ним и запела, пытаясь отвлечь витязей от мрачных мыслей. Сперва обратилась она к Фарлафу, потом — к Ратмиру, но оба по-прежнему выглядели темнее тучи. Тогда Людмила пожала плечами и стала петь беспечно, а флейта весело ей вторила:

Недовольны они, виновата ли я, Что мой милый Руслан всех милей для меня?

Едва она вернулась к столу, как музыка смолкла.

...Тон-Тоныч положил дирижерскую палочку на нотные страницы, а музыканты в оркестре опустили инструменты, задвигались, стали переговариваться. Тон-Тоныч, чуть улыбаясь, поглядел на Наташу:

— Ну, как? Нравится тебе в Мире Сказочного Волшебства? — спросил он.

— Нравится. Еще как! — сказала Наташа.— А потом? Будет то, что случилось потом?

— Потом было так: князь Святозар благословил жениха и невесту, и Руслан дал клятву всегда быть верным своей Людмиле. И когда свадебный пир подходил уже к концу, случилось... Но дальше я говорить не буду, пусть говорит об этом музыка. Пора зазвучать ей снова.

Тон-Тоныч громко произнес:

— Хор «Лель таинственный» и дальше! — и он подал музыкантам знак приготовиться.

Пение хора и вправду было таинственным. Слушая эту мелодию, Наташа почувствовала странную тревогу. Она взглянула на Тон-Тоныча. Лицо его было напряженно, глаза блестели, и в это мгновение он внезапно сделал рукой резкое движение сверху вниз, так что дирижерская палочка в его пальцах сверкнула как молния.

Раздался сильный удар грома, вокруг стало темно, и Наташа едва не вскрикнула вместе с хором: «Что случилось?» Гром гремит снова, тьма сгущается (только здесь, в оркестре, в неярких пятнах света можно что-то разобрать, и Наташа видит, как бьют колотушкой в огромный барабан и ударяют по коже литавров), — в третий раз слышатся раскаты грома, и пугающая музыка звучит во тьме так, будто что-то тяжелое скатывается под гору, сокрушая все на своем пути...

Свет едва брезжит. Наташа почувствовала, что она не может пошевелиться. Странное оцепенение овладело ею. Она могла только видеть, что и все вокруг замерли, скованные неведомой силой.