Колонну ведет Николай Егоров. Пятнадцать лет уже на Севере. Это он был участником пробивного рейса на прииск Депутатский, открывал именно эту трассу. Машинам помогал бульдозер, а дорогу намечал местный охотник-якут. Путь выбрал самый короткий. Двести пятьдесят километров колонна прошла за восемнадцать дней. Запомните: это скорость первооткрывателей!
Ветер с океана, жестокий и бездушный, вымел, как вырубил, все лиственницы. Кругом голая тундра. Да, уже тундра.
Ночь. Спидометр отсчитывает последние километры. Ну когда же? Я хочу запомнить даже минуту, в которую увидим океан. Ведь навстречу ему мы шли девятнадцать дней.
Поднимаю голову. Северное сияние разбросало над нами живые зеленые крылья. Арктика. И Магадан, где начинался наш путь, отсюда кажется просто южным городом у теплого моря.
А вот и белые огни выплыли нам навстречу.
Мы увидели их на рассвете, в пять часов тридцать семь минут...
Девятнадцать дней и еще пять часов тридцать семь минут мы шли к тебе, океан.
Ну, здравствуй!
Доброе тебе утро!
...Девятнадцать дней бесконечной дороги. Наверное, хватит. Завтра полечу в Магадан, благо погода летная.
Так загадывал, читая газеты в тихой уютной гостинице.
Но вечером принесли телеграмму из: редакции:
«Если не возражаете после зимника вам предлагается командировка Чукотку тчк Срочно надо репортаж строительства атомной станции Билибино тчк Надеемся на положительный ответ». И подпись.
Я вертел в руках маленький листок телеграммы и не знал: злиться или радоваться. Устал, конечно, чертовски. Но ведь впереди Чукотка, о свидании с которой мечтает так много людей. И я выбрал. Чукотку, разумеется...
А теперь в Билибино
Самолет уходил утром, а после обеда я уже сидел в диспетчерской автобазы Зеленый мыс и ждал попутную машину на Билибино.
Зеленый мыс я выбрал не случайно. Именно сюда корабли, пройдя Арктику, доставляют горючее, продовольствие, бульдозеры и прочую технику для золотых приисков полуострова. А уж с этих берегов и начинается путь грузов в глубинные районы Чукотки. Шоферы с октября до мая перебрасывают зимником почти двести тысяч тонн, Здесь эта цифра звучит. А если еще вдуматься, куда и как перебрасывают, тогда сердцем поймешь, что труд этот — настоящий подвиг. Вот там же, в диспетчерской, водитель Федор Красиков звал с собой:
— Пойдем на Певек. Трасса люкс. Трещины в бухте — метров пять — семь, не больше. Ты когда-нибудь строил мосты на льдинах? Нет? Ну поедем! Научу. Может, пригодится.
А сам смеялся, как смеются люди с чистым сердцем и влюбленные в жизнь, хоть нередко приходится смотреть смерти в лицо на трассах, что пересекают Ледовитый океан, и где трещины «пять — семь метров, не больше». Мне стыдно было отказываться пройти с ним этой дорогой, но я отказался. Мой путь лежал в Билибино, и только в Билибино.
Вскоре нашелся и попутчик — Иван Урсуляк, который уже семь лет крутит баранку под небом Чукотки. Парень веселый, общительный. В кабине от тряски разговаривать почти невозможно, но к десятому километру он уже успел рассказать мне почти всю летопись своей жизни. Работал и в шахте, и на заводе, был и на юге, и на востоке, и детей спасал из горящих домов — медаль имеет,— а вот здесь застрял...
— Черт его знает, что за край такой, будто в сопках магниты какие зарыты. Тянет, понимаешь? Отец недавно написал: у нас уже пчелы зашевелились, благодать. И чего ты еще хочешь увидеть на своей Чукотке? — Вздыхает: — Батя угадал, именно на своей. Я, конечно, не дурак, понимаю, что такое пчелы и прочие розовые вишни. Даже совсем неплохо! Но как объяснить людям, что и на этой земле кое-что есть интересное. Только вот трудно рассказать.
Эх, Ваня, я представляю, действительно не каждый поймет, что значит здесь уходить в рейс, когда на трассе немыслимой силы мороз и как несколько суток посреди тундры ждать бульдозеры, чтобы откопали, как это было с тобой у прииска Алискерова. Обидно, что в отпуске расспрашивают не о Чукотке, не о твоем Зеленом мысе, а лишь о заработках, а ты, угостив материковых друзей пивом, среди лета вдруг затоскуешь по трассе, где на каждом километре тебя ждут знакомые лиственницы, ждут верно и преданно.
И ничуть они не хуже тех вишен в майской метели цветов. Понимаешь, не хуже!
А дорога наша уходит от реки Колымы все дальше и дальше. Как ножом разрезала она надвое белую тундру, навсегда разрезала вековую тишину. И все уже привычно: и эти ревущие машины, и высокие опоры ЛЭП, которая в этих широтах, прямо скажем, не простая линия. А ведь люди пришли сюда совсем недавно. Да, все-таки есть у человека прекрасный талант — всюду приносить с собой тепло. И всюду оно приживается. Даже тут, на вечной мерзлоте. И почувствоваться эту удивительную теплоту чаще всего помогают какие-то мелочи. Вот встретишь на трассе плакат, прибитый к дереву: «Товарищ, не спи!» И улыбнешься чьей-то заботе. А на пятьдесят шестом километре — «ресторан». Простой навес, под которым всегда найдешь банку консервов и пачку чая, оставленные тебе неизвестным другом. И остановишься, и заваришь кружечку. Но нам надо торопиться.