Читает тихо, сердцем принимая каждое слово. Так пьют воду в жаркий день, пьют маленькими глотками, долго, а мысль одна, чтобы вода никогда не кончилась. Эх, Юлий, побольше бы нам таких людей, как ты!
Молчание прерывает штурман.
— На траверзе — мыс Шалаурова изба.
И сразу же улетает к скалам тихий вскрик корабля. Это традиция, дань потомков отважному русскому человеку, который всю жизнь шел вперед и обрел последний приют на этой неуютной земле.
Я смотрю на берег и вижу черные скалы. Лишь черные скалы — памятник русскому герою, о котором можно и нужно написать прекрасную книгу. Но где она? Почему историю Никиты Шалаурова знают только немногие моряки, почему о ней не рассказать миллионам, ведь жизнь этого землепроходца — великий подвиг, совершенный во имя России.
Вместе со своим другом Иваном Баховым в середине XVIII столетия он подает прошение правительству о дозволении сыскать северный морской путь из устья реки Лены в Тихий океан.
В 1755 году сенат издает указ: «Ивану Бахову и Никите Шалаурову для своего промысла, ко изысканию от устья Лены реки по Северному морю, до Колымы и Чукотского Носа отпуск им учинить».
В 1760 году их маленький корабль дошел только до устья Яны. Дальше дорогу преградили тяжелые льды. Через год экспедиция добралась до Колымы, где и зазимовала. Здесь в полярную ночь от цынги скончался Иван Бахов. В 1763 году Никита Шалауров вообще остается один. Его команда, набранная из ссыльных солдат, не выдержав лишений похода, подняла бунт и разбежалась. Никите приходится начинать все сначала. Только через год с новыми спутниками Шалауров покинул устье Колымы и взял курс на Восток. Больше о судне ничего неизвестно.
В 1792 году чаунские чукчи рассказывали Биллингсу, что они нашли «палатку, покрытую парусами, и в ней много человеческих трупов, съеденных песцами». Это и был, вероятнее всего, последний лагерь Никиты Шалаурова. Позже на этом месте, которое находится к востоку от устья реки Верхон, побывал и Врангель. Он нашел стены хижины хорошо сохранившимися, но внутри изба полностью была забита землей и снегом. Врангель писал: «Все обстоятельства заставляют полагать, что здесь именно встретил смерть свою смелый Шалауров, единственный мореплаватель, посещавший в означенный период времени сию часть Ледовитого моря. Кажется, не подлежит сомнению, что Шалауров, обогнув Шалагский мыс, потерпел кораблекрушение у пустынных берегов, где ужасная кончина прекратила жизнь его полную неутомимой деятельности и редкой предприимчивости».
Минуло уже двести: лет изба и сейчас стоит у черных скал. Да, всякое море не без берегов, а у Ледовитого берега — сама история. Сколько здесь русских могил!
Лишь на следующий вечер мы подошли к мысу Сердце-Камень, где обрывается восточная кромка льдов и на последней миле чистой воды нас ждут корабли. Еще за час до встречи каждое судно вежливо приветствует «Ленинград». Даже по радио чувствуешь, сколько уважения к флагману. Понятно! Теперь «Ленинград» для них и опора и надежда. Кто же еще защитит их от холодных объятий океана!
Караван собираем как курица цыплят. Одно судно найдем, другое куда-то пропало. Наконец-то выстраивается настоящая армада в 15 вымпелов. Дымят ледоколы «Сибирь» и «Адмирал Лазарев», развесили огни голубоватые танкеры, застыли работяги-лесовозы. Огней словно целый город в океане,
Все ждут. Наконец наступает торжественная минута.
Капитан флагмана Вадим Иванович Абоносимов берет микрофон.
— Внимание. Я — «Ленинград». Всем судам каравана! Генеральный курс 290. Начать движение!
И потом уже от себя, совсем не официально.
— Ну что ж, пошли, товарищи.
Корабли вытянулись миль на восемь. Последнего судна и не видно. Лишь точками мелькают прожектора на мачтах. Сверху огни кораблей, наверно, кажутся нанизанными на одну нитку, как лампочки в новогодней гирлянде. Может, оно и так. Только в океане нитка эта уж очень часто рвется. То один то другой корабль, поймав носом «зайца» — так называют в Арктике огромные паковые льдины — отстает и тоскливо зовет: на помощь. Особенно часто нить рвется, если туман. Тогда радио на нашем флагмане редко молчит. Все зовут «Ленинград».