Сверху тянет ветерком и неторопливо проплывают потрепанные дождем облака. Потом Маргарита оглядывается и ищет глазами вражеского солдата Петрова. И потом она глядит и глядит в черный гибельный провал, где исчез русский солдат Петров, которого погубил проклятый снаряд.
— Мишька, — говорит девочка по-иностранному.
И они уходят вверх по развалинам.
Ну, а триумфальный конец этой истории вы знаете. Мы с него начали этот рассказ, потому что не в нем, как вы понимаете, суть. А суть в непомерном честолюбии Петрова. И хотя могут сказать, что честолюбие его было всего лишь в сорок сантиметров, но в эти сорок сантиметров он упаковал очень важные вещи. Потому что честолюбие в своем первом значении — это любовь к чести, и именно этим, как вы знаете, оно отличается от тщеславия.
Остается объяснить некоторые загадочные детали. Увольнительную на четыре часа Петрову дали потому, что он попросил. Старшина ему всегда давал увольнительную, когда он просил. Потому что Петров был мастер, а мастера перегружать нельзя, он и сам работает, пока не свалится. Увольнительную свою он использовал не по назначению, потому что на уходе из «хозяйства Семенчука» узнал, что в подвалах люди, а водокачка разбита. Разыскали его, потому что русских солдат привела Маргарита, а лицо у него было белое потому, что «сидор» его порвало и раздавило мел, которым он хотел расписаться на рейхстаге.
Вы все, конечно, помните фотографии щербатых колони, исписанных солдатами, которые дошли до рейхстага. Самая лучшая надпись — это уже, конечно, мое личное мнение — была такая:
«Мы к вам пришли, чтобы вы к нам не ходили».
Кстати, надпись была сделана на двухметровой высоте.
Корабль с крыльями из тополиного пуха
Рассказ «Корабль с крыльями из тополиного пуха» опубликован в журнале «Смена» № 13 за 1973 год.
Тучи сегодня рваные, а день хороший. На крышах снег. Приезжает Медведев. Все.
Нет, не все. Я записала анекдот: «Какая разница между курицей? Ответ — никакой. У нее две ноги. Особенно правая». Смешно это или нет? Не понимаю. Раньше я понимала, что смешно, а что нет. Теперь не понимаю. По-моему, эта курица — я. Больше обо мне сказать нечего. И это вовсе не смешно. По крайней мере для меня. Медведев женится, вот в чем дело.
В прошлом году был важный разговор. Я его спросила небрежно: «Зачем люди женятся?..» А он ответил: «Зачем люди женятся на других? Ты это хотела спросить?..» Я высокомерно промолчала. Бестактность его не знает пределов. Мне завтра исполняется шестнадцать. Имя свое — Галина — я ненавижу.
Вообще я заметила, что у меня двойственное отношение ко всему. Перечисляю.
1. К одиночеству.
2. К вранью.
3. К загрязнению природы.
4. К Медведеву.
5. К приметам.
Это если брать главное. А уж насчет неглавного и говорить нечего. Это просто смешно, до чего я все переусложняю.
Возьмем обыкновенную вещь — сон. Казалось бы, тут и спорить не о чем. Сон для того, чтобы спать, чтобы мозги отдыхали. А у меня все наоборот. Я во сне так устаю от снов, что мне и не до сна вовсе. Как будто мне кто-то задал домашнее задание прожить вторую жизнь во сне, а наутро выйти к доске и рассказать своими словами.
Сны у меня бывают самые разные — веселые и грустные, иногда страшные. На выбор. Как в библиотеке. Иногда с продолжением в следующем номере. Иногда цветные, иногда черно-белые, как в кино. Но большей частью по трем программам, как в телевизоре. Но один сон повторяется раз в году столько лет, сколько я себя помню.
Мне снится, что я сижу в театре и на сцену выходят два солдата — молодой и пожилой. Пожилой в черных очках, слепой. Молодой его ведет, а слепой постукивает палкой. Потом палка проваливается в оркестровую яму, и слепой останавливается. Молодой говорит:
— Пошли дальше…
А слепой:
— Здесь был мой дом… Где он?.. Почему здесь яма?
А молодой отвечает:
— Дома здесь нет… Здесь воронка…
— А почему на той стороне воронки люди? — спрашивает слепой. — Я же слышу, что там много людей? Кто они?
— Это ребята, — отвечает молодой. — Они пришли посмотреть, как все это было.
— Скажи им, чтобы они ушли. Нельзя на это смотреть.
— Я говорил им, — отвечает молодой. — Они не уходят…
Потом дальше как-то все спутывается, потому что во сне я вижу роддом. И выходят жены и мужья и несут спеленатых младенцев. И только моя мама выходит одна. Тогда к ней подходит молодой солдат и говорит: