Будто на меня аркан накинули, а я боюсь, как бы не оборвался. Аркан невидимый…
— Маруся! — окликнул Сережа. — Эй! Маруся!
— Ну что вам? — сказала я. — Меня Люда зовут.
— Люда, хочешь, про жизнь расскажем?
Это уже перебор. У них свое, у меня свое.
— Меня тут никто не спрашивал? — вяло интересуюсь я.
— Я ж тебе велел — не жди его, — сказал Сережа. — Не жди… Он на «Жигули» копит.
— А что плохого? — засмеялась я, как ни странно, весело.
— Люда, пошли с нами в гости, — сказал Сережа. — Все равно не дождешься. Ну? Пойдешь?
И во мне началось ускорение. Не знаю, как по-другому сказать.
— А куда?
— К Геннадию Васильевичу.
— А кто это?..
— Утконос-ехидна.
— Утконос и ехидна — разные животные.
— Много ты знаешь!
— Знаю… Я в Тимирязевке учусь, в сельскохозяйственном.
— Ишь ты… Тракторы изучаешь?
— Нет… Лошадей…
— Сережа… брось… — сказал Коля Луноход.
— Коля… она свой человек… Ну, Люда, решайся…
Когда человек идет прямо, он все время куда-то сворачивает. Так устроен его вестибулярный аппарат, так устроен человек. И чтобы идти прямо, ему надо делать поправки. Иногда он от этого устает. И тогда он садится в трамвай, и трамвай бежит по рельсам, проложенным не тобой.
Дверь нам открыла дочь Геннадия Васильевича, Валентина, в очках.
— Нам вашего папу, — сказал Сережа.
— Геннадий Васильевич завтракает… Что такое?
Сережа отстраняет ее:
— Коля, Люда, входите.
Мы входим.
— Кто вы такие? — нервно спрашивает Валентина.
— Из угрозыска… Знатоки, — сказал Сережа. — Зовите вашего папу.
— Кто вы такие?!. Я вас спрашиваю!
— Его зовут Коля Луноход. Меня — Сережа, а это Люда. Племянница… Зовите папу.
— Зачем вам отец? — тихо спрашивает Валентина.
Пора вмешиваться.
— Они шутят, — говорю я. — Они в гости пришли.
Лучше бы не влезала.
— В чем дело? Зачем вам Геннадий Васильевич? — кричит его зять Дронов.
И понеслось.
— Представляешь?! — крикнула Валентина. — Два шахматиста! Те самые… С ними какая-то девка!
— Пойдемте!.. — говорю. — Дядя Коля! Дядя Сережа!.. Пойдемте!
В прихожую вваливаются Геннадий Васильевич и Дима.
— Дед! — кричит Дима.
— Уйдите, папа! — кричит зять Дронов. — А вы все вон отсюда!
Геннадий Васильевич подскакивает к зятю:
— Как ты со стариками разговариваешь?! Они старики! — кричит Геннадий Васильевич. — Как разговариваешь?
— Да! — кричит Сережа.
— Дядя Сережа, идем! — кричу я.
— Это мои гости, — кричит Геннадий Васильевич. — Мои!
— Да, — кричит Сережа.
— Папа! — кричит Валентина.
— Я вам всем п-окажу! — кричит Геннадий Васильевич. — Это мой дом!
— Точно! — кричит Сережа.
— Да уведи ты их… — говорит Дима. — Как тебя, Люда, что ли?
— Это мой дом! — кричит Геннадии Васильевич.
— Вот я вас всех! — кричит Коля Луноход. — Вот я вас всех!
— Дядя Коля, не волнуйся! — кричу я. — Не волнуйся… Идем!
— Родные мои… — говорит Геннадий Васильевич. — Я с вами, я сейчас, я сейчас…
Он исчезает и тут же возвращается.
— Молодец… — говорит Коля. — Мы шахматисты.
— И я шахматист.
Старики выходят. Уже на лестнице слышим их голоса, а у меня ноги не идут.
— Может, проводить деда? — спрашивает Дима родителей.
— Деда? — говорит мать. — Деда?! Я знаю, кого ты хочешь проводить!
— Ну, поехали… — говорит Дима и уходит в комнату.
— Не смей кричать на мать! — кричит Дронов.
Падает стоячая вешалка.
Валентина и Дронов обхватывают груду плащей и зонтов и тупо смотрят друг на друга.
Я вышла.
А на улице солнечный день.
У нас в семье никогда не кричали.
Все четверо мы подходим к бульвару.
— Не зовите меня Геннадий — Васильевич… Зовите меня Гена, — говорит Геннадий Васильевич.
— Гена, а ты кто? — спрашивает Сережа.
— На пенсии я… Первый год.
— Не привык еще, — говорит Коля.
— Я инженер… Я всю жизнь работал, как лошадь…
— Геннадий Васильевич, успокойтесь, — говорю я.
— Я не волнуюсь, Маруся, я устал… Понимаете, устал…
— Меня зовут Люда.
— Извините. Я проглядел своих детей! — говорит Геннадий Васильевич. — Я думал, что мое дело создать для семьи материальную базу, и тогда ничто не помешает их духовному развитию. А они забили квартиру барахлом, и вместо глаз у дочери — очки, а у зятя — пуговицы.