Окончательную точку в этой истории поставил Всевеликий Круг. Оказывается, в последнее время произошло несколько серьезных инцидентов с участием христиан, и наконец чаша терпения верховных волхвов переполнилась. С их подачи в Великую Думу был внесен законопроект, возвращающий тройное налогообложение христиан на землях Союза. Принять его вряд ли примут, как-никак, за двести лет многое изменилось и старые распри возрождать глупо, но нервы церковным иерархам потреплют. Новые храмы запретят строить, штрафы наложат, проповедовать запретят, еще что-нибудь придумают.
Ну а я… Я живу в своем доме, окруженном высоким забором. Читаю, переписываюсь с соратниками по сети, колдую, медленно продвигаясь по избранному пути. И каждый день жду.
Жду, когда ледяные пальцы снова прикоснутся к моим волосам.
Иногда очень хочется застрелиться.
Иногда очень хочется застрелиться.
Глупая формальность не позволяла устроиться на работу. Сейчас многие фирмы, работающие по западным образцам, требуют от своих сотрудников приносить какие-то медицинские справки, полисы. Определенный смысл в этом был, все-таки работа с медицинскими препаратами, разносчик заразы не нужен. Вот только я не провизор, а самый обычный менеджер.
За справкой я поперся к старому другу нашей семьи, академику Форскому. Идти по такому поводу к светилу мирового уровня даже стыдно, но бабушка сунула пакетик с какими-то книжками, мать попросила забрать материалы по работе, отец позвонил и попросил проверить меня «по полной программе». Не понимаю, зачем, я даже насморком не болел никогда. Стукнула в голову родителю прочитанная в журнале заметка. Пришлось пройти кучу обследований, компьютерное на томографе, рентген, взяли кровь и соскобы со слизистой. Игорь Дмитриевич ради интереса взял образцы тканей для генетического анализа, поклялся, что лично проверит, действительно ли мой папа – это мой папа. Конечно, никаких болезней не нашли, справку я получил и без проблем устроился на новую должность. В самом деле, пора завязывать с метаниями, двадцать шестой год уже.
Форский вызвал меня через неделю. Позвонил, спросил, как дела, попросил приехать как можно скорее. Дескать, хочет передать посылочку бабушке, жене своего покойного друга, а продукт скоропортящийся.
Заехал я к нему после работы. Старик жил одиноко, с семьёй у него не сложилось, так что в каком-то смысле я был ему внуком, да он сам меня так иногда называл. Все мое детство прошло у него на глазах. Знакомая квартира, выделенная при Хрущеве в элитном доме, высокие потолки, огромная библиотека с кучей книг, завораживавшая меня в детстве. Фотографии деда и Форского, стоящие на полочке. Я чувствовал себя буквально как дома, тем более что родители часто мотались по командировкам, а дед часто бывал в гостях у старого друга, жили тогда мы неподалеку.
Игорь Дмитриевич провел меня в столовую, угостил чаем, выслушал новости о жизни родителей. Затем постепенно разговор перешел на недавнее обследование. Правда, мне показалось, в этот раз вопросы о самочувствии были очень профессиональные, взгляд у старикана был какой-то очень пристальный. Он очень внимательно меня рассматривал, чувствовалось, что очень хотел что-то спросить, но не решался.
- Дядя Игорь, что не так? – наконец я не выдержал.
Старый академик вздохнул.
- Сам не знаю, Володя. По всем показателям, ты абсолютно здоров, хоть в космос посылай. Однако интуиция кричит и бьет тревогу.
- Может, показалось?
- Показалось? – Форский тускло усмехнулся. – Дай-то Бог. Есть ведь какая-то странность в строении клеток, хотя никакого вреда от этой странности я не заметил. Скорее наоборот. Лучшим вариантом было бы немного полежать у меня в стационаре, так ведь твоя бабушка с ума сойдет. Знаешь, давай мы так поступим. После работы, вечером, будешь приезжать ко мне в институт. Охране скажем, помогаешь разбирать старые архивы, я давно хотел мемуары написать. Мне ведь недолго осталось, года два.
Форскому отказать я не мог. Честно скажу, его слова насчет интуиции меня не убедили, несмотря на колоссальный авторитет академика. Вероятно, дело в том, что для меня Игорь Дмитриевич был не маститым ученым с длиннющим ворохом чинов и званий, а «дядей Игорем», в детстве качавшем испачканного сгущенкой мальчугана на коленке. Но по той же самой причине я не имел права не выполнить его прихоть. Да и слова насчет двух лет смутили, прежде Форский не заговаривал о смерти. Сейчас же сказал совершенно спокойно, словно четко знал свой срок и приготовился к встрече с курносой.