Он на секунду умолк, потом взглянул мне прямо в глаза.
— Вы, наверное, считаете меня полным идиотом?
— Нет.
— Как-то утром она подошла ко мне и сказала, что уходит. Вещи ее уже лежали на повозке, но даже тогда я все не мог поверить, что она действительно уйдет. Она посадила наших детей в тележку к рикше и подошла ко мне попрощаться. Расплакалась. Клянусь вам, сердце мое буквально разрывалось на части. Я спросил: неужели она действительно уйдет? Да, ответила она, если я на ней не женюсь. Но я только покачал головой, хотя был почти готов согласиться. Боюсь, и я не сдержал слез. Она громко всхлипнула и выбежала из дома. Мне пришлось выпить полстакана виски, чтобы унять расходившиеся нервы.
— Давно это случилось?
— Четыре месяца назад. Сначала я ожидал, что она вернется, потом, решив, что она стыдится сделать первый шаг, послал за ней моего слугу сказать: если она хочет вернуться, я готов ее взять. Но она отказалась. Дом без нее словно осиротел. Сначала я думал, что как-нибудь привыкну, но пока в доме все так же сиротливо. Я и не подозревал, как много она значила в моей жизни. Она пустила корни в моем сердце.
— Наверное, она вернется, если вы согласитесь на ней жениться.
— Да, слуге она так и сказала. Иногда я задаю себе вопрос: а стоит ли приносить счастье в жертву мечте? Ведь это всего лишь мечта, не более. Забавно, но знаете, какая картина часто встает у меня перед глазами? Узенькая грязновато-бурая тропка, по обе стороны ее — вязкий глинозем, а сверху нависают кроны буковых деревьев. Тропка пахнет землей и прохладой, и запах этот преследует меня постоянно. Вот такие видения и влекут меня назад. А ее я вовсе не виню. Скорее, восхищаюсь ею. Никогда не думал, что у нее такой сильный характер. И иногда мне очень хочется уступить. — Он поколебался. — Я бы, наверное, и уступил, будь я уверен, что она меня любит. Но конечно же она меня не любит. Они не способны любить, эти девушки, которые приходят жить к европейцам. Пожалуй, ей со мной было хорошо, но не больше. А вы как бы поступили на моем месте?
— Откуда же я могу знать, дорогой вы мой! Вы когда-нибудь сможете забыть о своей мечте?
— Никогда.
В эту минуту вошел его молодой слуга и сказал, что за мной на «форде» приехал мой мадрасец. Мастерсон взглянул на часы.
— Вам, я вижу, пора ехать? Мне тоже пора в контору. Боюсь, я вам до смерти наскучил своими семейными неприятностями.
— Ну что вы, — возразил я.
Мы обменялись рукопожатием, я надел тропический шлем. Машина тронулась. На прощание Мастерсон помахал мне рукой.
Неудавшееся бегство
(Пер. А. Кудрявицкий)
Я пожал руку шкиперу, и он пожелал мне удачи. Затем я спустился на нижнюю палубу, где толпились пассажиры: малайцы, китайцы, даяки, и пробрался к трапу. Перегнувшись через борт, я увидел, что мой багаж уже погружен в лодку. Это было довольно большое, топорное на вид суденышко с большим квадратным парусом из плетеной бамбуковой циновки, битком набитое бурно жестикулировавшими туземцами. Я спустился в него по трапу, и мне освободили место. Мы находились в трех милях от берега; дул довольно крепкий бриз. Когда лодка подплыла ближе к берегу, я заметил там купы кокосовых пальм, росших чуть ли не у самой кромки воды; среди них виднелись коричневые крыши домов — это была деревушка, куда я направлялся. Китаец знавший английский язык, указал мне на белую хижину и сказал, что это резиденция управляющего округом. Он не знал, что именно там я и намеревался остановиться — в моем кармане лежало рекомендательное письмо к хозяину дома.