В клубе были все те же люди, и выглядели они все так же. Тайпан не мог понять, почему он ожидал, что на этот раз они будут иными. Такое постоянство успокаивало. Все эти люди привыкли к обществу друг друга, жизнь их катилась по накатанной колее; у каждого постепенно выявлялись какие-нибудь маленькие странности — один, играя в бридж, все время что-то мычал себе под нос, другой поглощал пиво через соломинку для коктейля. Все эти чудачества, до сих пор так раздражавшие тайпана, теперь вызывали у него спасительное ощущение, что ничто не изменилось. Он нуждался в этом ощущении, потому что перед глазами его все еще стояло неотвязное видение разверстой могилы. В бридж на сей раз он играл ужасно, партнер укорял его за промахи, и тайпан вышел из себя. Ему казалось, что окружающие смотрят на него подозрительно. Интересно, что это они увидели в нем такого необычного?
Вдруг он почувствовал, что не в силах оставаться в клубе. По дороге к выходу он заметил доктора, читавшего «Таймс» в библиотеке клуба, но не смог себя заставить к нему подойти.
Ему захотелось самому проверить, существует ли та могила. Сев в свой портшез, он велел нести себя на кладбище. Галлюцинации ведь дважды не повторяются, так ведь? Кроме того, он возьмет с собой смотрителя. Если могилы нет, они ее просто не увидят; если же она существует, он задаст смотрителю такую трепку, что тот запомнит ее на всю жизнь.
Смотрителя на месте, однако, не оказалось. Он ушел и к тому же унес с собой ключи. Убедившись, что не сможет попасть на кладбище, тайпан ощутил внезапную слабость. Он снова сел в портшез и велел носильщикам доставить его домой. Надо бы перед обедом полчасика полежать, отдохнуть. Он до смерти устал — вот в чем дело. Говорят, у людей от переутомления бывают галлюцинации. Когда лакей вошел в его спальню, чтобы помочь ему переодеться к обеду, тайпан с большим трудом заставил себя встать. У него возникло сильное желание в этот вечер не переодеваться вообще, но он сумел перебороть себя: переодеваться к обеду было незыблемым правилом, он делал это каждый день на протяжении вот уже двадцати лет. Не годится нарушать заведенный порядок.
К обеду он велел подать бутылочку шампанского, и вино его немного взбодрило. Потом он приказал лакею принести самого выдержанного бренди. Выпив две рюмки, он почувствовал, что снова стал самим собой. Будь прокляты все эти галлюцинации! Тайпан прошел в бильярдную и отрепетировал пару трудных ударов. Глазомер ему не изменил; значит, все в порядке. Затем тайпан лег в постель и сразу же крепко уснул.
Но вдруг он проснулся. Ему привиделась все та же разверстая могила, которую лениво рыли кули. Он был уверен, что видел их. Нелепо утверждать, что то была галлюцинация, — он же видел все собственными глазами. Тайпан услышал треск колотушки ночного сторожа, совершавшего полуночный обход. Звук этот так резко нарушил ночную тишину, что по коже тайпана пробежали мурашки. Его охватил ужас.
Страх внушал ему бесконечный лабиринт улиц китайского города. Что-то жуткое, кошмарное было в покатых крышах здешних храмов, внутри которых полно изображений гримасничающих и извивающихся чертей. Да и запах там отвратительный, вызывающий у него тошноту. И потом — сами люди. Миллионы этих синеблузых кули, нищих в вонючем тряпье, торговцев и чиновников в длинных черных халатах, сладко улыбающихся, угодливых, невозмутимых. Казалось, они угрожают ему, воздействуют на его психику. Он ненавидит эту страну, Китай. Зачем вообще он сюда приехал? Теперь его охватила паника. Надо отсюда бежать. Он не останется здесь больше не то что на год, даже на месяц. Не нужен ему этот Шанхай!
— Боже мой! — вскричал он. — Если бы только благополучно вернуться в Англию!
Теперь наконец его потянуло на родину. Ежели ему суждено умереть, пусть уж смерть настигнет его в Англии. Как смириться с мыслью, что его похоронят среди могил всех этих желтокожих, косоглазых, ухмыляющихся китайцев?! Он хочет покоиться в родной земле, а не в той могиле, которую он видел сегодня. Не найдет он в ней покоя даже после смерти. Это невозможно! Какая разница, что будут думать о нем окружающие? Пусть думают все, что хотят! Важно лишь одно — убраться отсюда, пока не поздно.